Родительский класс, или Практическое руководство для сомневающихся родителей - Лидия Сковронская

В одном журнале я прочитала, что слезы радости и горя имеют разный химический состав. В слезах горя, обиды имеются вещества, негативно влияющие на организм человека. С этими-то веществами мы и расстаемся при плаче. Вот почему при потере близкого человека его непременно нужно оплакать. Раньше и у нас, особенно в деревнях, где люди находятся ближе ко всем естественным природным процессам, была особая культура проводов усопшего. У человека, потерявшего родственника, было много помощников, которые и обмоют покойника, и приготовят его в последний путь, и соберут поминальный стол. Вспоминать покойного, горевать, плакать – вот чем должны заниматься близкие. А еще были плакальщицы, которые так причитали, что не заплакать было просто невозможно. Они искусно стимулировали своим плачем процесс групповой разрядки. Да и как не заплачешь, например, при таком плаче:

Хорошая плакальщица ценилась, и приглашали ее даже из других деревень. И таких плачей в русской культуре было множество, на все случаи жизни: по тетушке, по свекрови, по рекруту, плач невесты. Подробнее о них можно прочитать в книге Владимира Бахтина (Бахтин, 1978). К сожалению, сейчас в городах человек, потерявший близкого, занят суетой, оформлением бумаг, и погоревать-то по-настоящему некогда и не с кем. Люди боятся сильного выражения и своих, и чужих чувств. И не плачут по-настоящему. А еще на поминках употребляют алкоголь, что уж совсем недопустимо. Пьем, вместо того чтобы чувствовать. И это прямой путь к горю патологическому (Черепанова, 1997. С. 51–57), ибо непережитое горе – психоэмоциональная травма, которая может сделать жизнь человека невыносимой. Сколько слез нужно пролить, чтобы печаль стала светла, а ушедший человек вспоминался с легкой грустью? Сколько времени потребуется? Иногда год, иногда больше… А особенно остро ощущается потеря в первые сорок дней. И именно в этот период важно, чтобы у человека была эта возможность поплакать на чьем-то плече, при чьем-то участии.

Одна моя знакомая оплакивала свою ушедшую из жизни мать год. Окончательно же восстановилась лишь через два года. Закон здесь только один – плакать, говорить о своем горе, проститься с умершим. И еще. Нельзя скрывать от ребенка потерю, лгать ему. Дети очень чувствительны и быстро поймут, что их обманывают. Ребенку тоже нужно проститься с ушедшим в мир иной близким, и не важно, это любимое животное или человек. О том, как помочь себе и ребенку пережить горе так, чтобы оно не стало патологическим, чудесно написано в научно-популярной книге Е.М. Черепановой (Черепанова, 1997).

Но вернемся к народной мудрости. Интересно, что через обряды, ритуалы разряжали не только горечь потери, но и другие чувства. Страхи, например. Моя бабушка, которая родилась еще до революции, в 1880 году, рассказывала мне, как ее выдавали замуж. Мой дед приглядел ее на ярмарке и заслал сватов к ее родителям. Отец съездил к жениху, познакомился с родными, осмотрел хозяйство. Мужчины сговорились, ударили по рукам, и девица была сосватана. Молодые едва знали друг друга. Страшно девушке было идти в чужую семью, и бабушка рассказывала, как накануне свадьбы подружки топили ей «баенку», мыли ее в трех водах, а потом, расчесывая ей косы, пели и все вместе обливались слезами. Песни подружек невесты можно найти в той же книге Владимира Бахтина (Бахтин, 1978). Прощалась девушка таким образом со своей семьей, со своим привычным жизненным укладом, разряжала страх перед неизвестностью. Уместно будет вспомнить кулачные бои, игрища наподобие тех, которые изображены на полотне В.И. Сурикова «Взятие снежного городка» как примеры коллективной разрядки агрессии. А сейчас часто ли мы видим детей, играющих в снежки?

Вы, наверное, знаете, что на некоторых японских предприятиях для подчиненных устанавливается резиновая кукла начальника для битья? Побил резинового начальника, выпустил накопившуюся злость, смотришь – уже с ясной головой можно приступить к разрешению конфликта. Недавно по телевизору увидела, как в каком-то заморском городе люди дерутся подушками на улице, а в другом – бросают со всего маху тарелки в кирпичную стену за определенную плату. Интересно, что желающие покидаться и выпустить злость таким образом всегда находятся. Инициатива организаторов аттракциона оказалась прибыльной.

Для меня когда-то тоже стало открытием, что посредством эмоционального отреагирования человек восстанавливается от полученных эмоциональных травм и его мозг начинает функционировать в полную силу. В настоящее время наука изобилует фактами, которые подтверждают, что длительно копившиеся и не находившие выхода негативные чувства становятся причиной заболеваний. У одной моей знакомой девочки было ночное недержание мочи. Мама лечила ее, но медикаментозное лечение не помогло. Выяснилось, что строгая мама не только применяла физические наказания в процессе воспитания, но еще и запрещала ребенку плакать. Задавленные чувства нашли выход в виде энуреза. На наших занятиях эта мама, вспоминая свое детство, училась сама проявлять свои чувства и, научившись, стала спокойно принимать любое выражение чувств своей дочери, не подавляя их (физические наказания также исчезли). И девочка избавилась от энуреза.

Арнольд Минделл, основатель процессуальной психотерапии, психотерапевт с мировым именем, в книге «Работа со сновидящим телом» описывает случай с пациентом, у которого была раковая опухоль в желудке.

«Однажды, когда мой пациент был в состоянии говорить, он вновь пожаловался, что опухоль в желудке причиняет ему невыносимую боль. Я подумал, что нам следует сосредоточиться на его проприоцепции, а именно на его ощущении боли. Я сказал, что поскольку операция ему не помогла, есть смысл попробовать что-нибудь другое. Он согласился, и тогда я предложил ему еще больше усилить боль.

Он сказал мне, что точно знает, как это сделать. Его боль ощущается так, будто что-то в желудке хочет вырваться наружу, если он станет помогать этому «нечто» вырваться, боль усилится. Он лег на спину, стал напрягать мышцы живота и продолжал увеличивать давление до тех пор, пока не почувствовал, что вот-вот взорвется. Внезапно на пике боли он закричал: “Ох, Арни, я хочу взорваться, я никогда не мог взорваться по-настоящему!” В этот момент он как бы отключился от своих телесных ощущений, и мы стали разговаривать. Он сказал, что ему нужно обязательно взорваться, и просил помочь ему: “Моя проблема заключается в том, что я никогда не выражал себя полностью, до конца”. (Это весьма распространенная психологическая проблема, но у него она приняла соматическую форму и настойчиво заявляла о себе через опухоль.) На этом, собственно, и закончилась наша совместная работа. Он откинулся на подушку, ему стало намного легче» (Минделл, 1993. С. 199–120).