Когда порвется нить - Никки Эрлик

К тому времени, как Эми в то утро встала с постели, Нина уже оставила ей два панических сообщения по голосовой почте. (Нина была всего на год старше Эми, но давно считала себя опытнее и умнее.)

— Позвони мне, как только получишь это! — кричала сестра в трубку. — Не выходи пока на улицу, ничего не предпринимай. Сначала позвони мне! Пожалуйста!

Нина не поверила в надпись на коробках и хотела дождаться встречи с коллегами-журналистами на работе. Но правда заключалась в том, что Эми все равно не стала бы открывать коробку. Посылки появлялись повсюду, явно обладая невероятной силой. Мир каким-то образом вздрогнул и провалился в зазеркалье, а Эми прочитала достаточно романов, чтобы осознать: они попали в ту часть истории, где никто не знал, что, черт возьми, происходит, герои принимали необдуманные решения, о последствиях которых узнают лишь несколько глав спустя.

К счастью, нити пришли в разгар весенних каникул, поэтому никому в Академии Коннелли не пришлось в последнюю минуту принимать решение об отмене занятий. (В тот день мало какие учебные заведения отменили занятия, хотя Эми слышала, что большинство классов было заполнено лишь наполовину, потому что многие ученики и учителя не явились на занятия.)

— У ваших учеников, конечно же, возникнут вопросы, — сообщил в следующий понедельник директор школы, проводя планерку для сотрудников. — И я уверен, что вы все уже составили собственное мнение о произошедшем. Но мы не можем рассказывать нашим ученикам о том, чего не знаем наверняка.

Учительница, стоявшая рядом с Эми, наклонилась к ней и прошептала:

— Значит, по сути, мы вообще ничего не можем сказать?

С тех пор прошло больше месяца, над миром нависла тяжелая тень. Однако школьная жизнь практически не изменилась, администрация по-прежнему старалась максимально уберечь учеников. В школе даже заблокировали доступ к YouTube после того, как выяснилось, что половина учеников в столовой смотрит видео, на котором подросток пытается различными способами уничтожить нити родителей. Позже учителя посмотрели некоторые из похожих роликов в комнате отдыха, и Эми с тревогой наблюдала, как мальчик пытался перерезать нити секатором, окунал их в шипучий самодельный кислотный коктейль, изо всех сил дергал за один конец нити, пока его бульдог тянул за другой.

— Послушайте, я, конечно, не хочу, чтобы дети вдохновлялись этими трюками или смотрели эти видео в моем классе, — вспомнила Эми слова одного из коллег, — но мы не можем делать вид, что этого не происходит. Я не могу по-прежнему учить их истории и притворяться, что сейчас не творится ничего особенного.

«В каком-то смысле, — подумала Эми, — мы действительно живем в невероятные времена».

Она хорошо знала, какую боль причиняли некоторым нити: подруга Нины, Мора, получила короткую. Однако Эми до сих пор не открыла свою коробку и потому смотрела на мир чистым взглядом, и, хотя она никогда и никому бы в этом не призналась, в появлении нитей было нечто… потрясающее… Конечно, это было нечто пугающее и сбивающее с толку, но и, возможно, чудесное? В детстве Эми порой воображала, как ее подхватывает волна приключений, как она набрасывает волшебную мантию, разгуливает по шоколадной фабрике, путешествует во времени. (Однажды, когда она разбила коленку, играя на улице, то прижала палец к маленькой ранке и размазала несколько капелек крови по щеке, представляя себя принцессой-воительницей в далекой стране, — к ужасу Нины, боявшейся микробов.) И вот фантастическое, невероятное вдруг пришло в мир. И Эми была тому свидетельницей.

Держа в руке «Искупление», Эми медленно встала с пола. Нужно было проверить еще несколько тетрадей, а потом можно и почитать. Но, положив роман на комод, она поняла, что впервые мир за пределами книг соперничает с авантюрными историями, предлагая собственный неожиданный поворот сюжета.

НИНА

Нина и ее коллеги потрясенно не сводили глаз с экрана компьютера в центре просторного офиса. Они безмолвно смотрели, как полицейские собрались у моста в совершенно средневековой на вид деревне, оттесняя фотографов и зевак. Инцидент в Вероне только что попал в верхние строчки новостей Нью-Йорка. Молодожены-итальянцы, сыгравшие свадьбу всего три дня назад, рука об руку прыгнули с моста, открыв в брачную ночь свои шкатулки и обнаружив, что нить жены катастрофически коротка. Мужчина после совместной попытки самоубийства выжил, а жена — нет.

Нина поморщилась, осознав, что на разыгравшуюся в солнечной Вероне трагедию таблоиды, несомненно, отзовутся шквалом безвкусных шекспировских каламбуров.

— Какой ужас, — выдохнул один из репортеров.

— А вы понимаете, что в этой истории самое страшное? — спросил специалист по проверке фактов. — Парень знал, что ему не удастся покончить с собой. Они посмотрели на свои нити и увидели, что ее нить короткая, а его — длинная. Даже соверши он нечто непревзойденно опасное — все равно бы не умер. И он об этом знал.

— Ну, может быть, он знал, что не умрет, но, очевидно, с головой у него не все в порядке. Бедняга рисковал остаться парализованным, прыгая с дьявольского моста.

— Это да, конечно. И все же странное дело.

— Не знаю, мне кажется, это еще раз доказывает, что никому не нужно смотреть, какие у них нити, — сказал репортер. — Судя по всему, увидев их, эта парочка лишилась рассудка.

«Нет, они не сошли с ума, — подумала Нина. — У них было разбито сердце».

Однако она не ожидала, что коллеги ее поймут. Они были не в состоянии разглядеть обычных повседневных страданий, которые скрывались за трагедией.

Их штат был невелик, сокращаясь с каждым годом, как бюджет журнала, и, насколько ей было известно, Нина была единственной из всех, оставшейся в близких отношениях с коротконитной.

Ее коллеги сначала робели, по понятным причинам опасаясь нарушать границы между работой и личной жизнью, но они всегда были достаточно близки, чтобы свободно делиться рассказами о расставаниях и свадьбах, беременностях и смертях, и в конце концов проговорились и о полученных нитях.

Треть сотрудников не заглядывала в свои ящички; остальные, казалось, были вполне довольны. Узнав о Море, некоторые из коллег даже предложили подменить Нину, если ей вдруг понадобится взять выходной или отпуск.

Однако Нина об отдыхе даже не помышляла.

Находясь весь день в окружении новостей, она никак не могла освободиться от мыслей о нитях. Нина умоляла Дебору поручить ей какую-нибудь другую тему, любой другой сюжет, но казалось, что их нет. Формировалось поле кандидатов в президенты, повышалась глобальная температура, но ничто не захватывало читателей так, как нити. Не проходило и часа, чтобы Нина не думала о них, размышляя, узнает ли когда-нибудь правду.

Мора часто говорила, что Нина очень милая, но помешана на идее всеобъемлющего контроля: все пластиковые контейнеры на кухне она хранила только вместе с соответствующими крышками и никогда не покупала новую юбку, если у нее не было подходящей блузки. Отчасти Нине нравилось быть редактором: она работала с правилами, четкими и понятными законами грамматики и лингвистики, и ей нравилось размечать тексты красной ручкой, требуя выполнения этих правил. До повышения, когда она еще пыталась проявить себя как репортер, Нина с удовольствием занималась поиском фактов, зарываясь в груды исследований, увлеченная охотой за правдой. Но все, связанное с нитями, пробудило в ней даже более глубокое стремление к знаниям, к контролю. Ответов до сих пор не было, зато вопросов — очень много. Откуда взялись нити? Почему они появились именно сейчас? Действительно ли они управляют будущим или просто обладают знанием о нем? Все было слишком мутным, слишком серым. Нине нужно было увидеть картину в черно-белых тонах.