Лучший день в году - Галина Владимировна Романова

И все помогали ей в этом, все! И муж, и родители, и дети. Муж заботился, родители не спрашивали. Дети радовали. То, что Илья сейчас озвучил, не обсуждалось уже почти восемь лет. Об этом просто забыли по умолчанию, и все!

Неужели он дошел до ручки, раз решился сделать ей больно?!

– Убирайся! – прошипела Таня и, замахнувшись, с размаху залепила Илье по щеке. – Убирайся! Никаких больше денег! Я сполна заплатила за все!

Илья сгорбился и попятился к двери. На сестру он не смотрел, внимательным взглядом ощупывая стены прихожей.

Что и говорить, Танька жила хорошо. Он не ожидал, что после смерти Сереги она так поднимется. Что оправится от беды, снова выйдет замуж. И за кого! Это вообще для него стало новостью. Он много чего ожидал, но только не этого! А она даже детей родила этому парню. И зажили они счастливо, но как-то, даже на его пьяный взгляд, неправильно. Генка много работал, приходил после службы к Таньке, а ночевал со своим сыном. И Илья подозревал, что Кирилл даже не догадывался, что отец живет двойной жизнью. Дети всегда обо всем узнают последними.

Н-да, всегда узнают последними…

Он остановился у двери, взялся за сверкающую ручку, потянул на себя, но вдруг снова хлопнул дверью и обернулся на сестру:

– Если ты не дашь мне денег, я предам огласке все, все, все! И думаю, что кому-то не поздоровится. – Он был жалок и знал об этом, но все же постарался, чтобы его взгляд выражал угрозу. – И не надо скалиться, Танюша. Ты даже не представляешь, фитиль от какой пороховой бочки у меня в руках. Даже не представляешь! Я ведь могу его в любой момент поджечь. И тогда…

– Что тогда?

Она нагнула голову и тут же поморщилась: эта пьяная рвань все же натоптала. Она не боялась брата. С какой стати? Обо всех ее грехах Гена знает. Кого Илья еще мог удивить? Прессу? Очень ей надо перебирать старое грязное белье! Да чье? Татьяны Волковой! Она – не жена знаменитого олигарха или политика. Она – жена рядового, пускай и удачливого, бизнесмена. Интереса не представляет ни для кого.

Так она ему и сказала. И каково же было ее удивление, когда Илья, помотав у нее перед носом грязным кулаком, произнес:

– Ты дура, Танька. Дура толстопятая! Я могу одним движением своего языка превратить картинку твоего счастья в кошмар.

– Болтай больше! – фыркнула она, но неприятный холодок прополз между лопатками.

– У меня есть такие картинки, Танька! Мне за них Голливуд может столько бабла дать! – Илья мечтательно закатил мутные глаза. – А ты… Ты на бутылку жалеешь, овца!

– Вот и поезжай в Голливуд, – предложила она и, изловчившись, распахнула дверь, выталкивая непутевого брата за порог. – А сюда больше за деньгами не приходи. Никогда!

Удивительно, но он не стал упираться. Он вдруг сделался каким-то на удивление задумчивым, будто неожиданно пришедшая в его хмельную голову мысль оказалась на редкость удачной. Таня не терпела такой его мимики: она частенько бывала у Ильи в прошлой жизни. И тогда случались проблемы.

– Все, Таня, прощай.

Илья так звонко хлопнул в ладоши, что у нее зазвенело в ушах. Он засеменил к лифту, нажал кнопку, не глядя на сестру. Но перед тем как шагнуть в кабину, все же покосился на нее и с сожалением произнес:

– Э-э-эх, дура… Как же ты пожалеешь, ох, как пожалеешь, Танюха! Бойся меня, поняла?! Сильно бойся!

Как только Илья шагнул в лифт, Таня тотчас захлопнула входную дверь. Привалилась к ней, положила руку на левую грудь и зажмурилась от бешеных толчков сердца. Мерзавцу Илье удалось вывести ее из равновесия. Не то чтобы она его боялась, ей, по сути-то, и бояться нечего. Но…

Но нагадить он мог. Мог распустить мерзкие слухи, мог родителям чего-нибудь такого наговорить. А с другой стороны, для нее это важно? У нее давно другая жизнь. И то, что было в прошлом, в прошлом и осталось. Тьфу на него!

Таня вдруг вспомнила, что у нее открыта вода, и метнулась в ванную. Шапка пены вылезла из ванны горбатым сугробом. Хорошо, вода не перелилась через край, а то были бы проблемы с соседями. Она закрыла краны, принесла с кухни остывший травяной отвар, разделась и погрузила тело в ванну.

Хорошо, как хорошо в ароматной горячей воде! Кажешься самой себе легкой, изящной, красивой. Таня нанесла жирный крем на лицо, положила сверху салфетку, смоченную в отваре, и, опуская руки в воду, нечаянно задела свою грудь. И гадливость, вызванная встречей с Ильей, тут же снова вернулась.

Что он сказал? Что у нее противные сиськи? Что у той, другой, грудь была много красивее? Да, что-то типа того. Но что с того-то, господи?! Ее грудь вот она, ее можно потрогать, можно погладить, можно поласкать, чувствуя, как, набухая, твердеют соски. Что, собственно, Гена ежедневно и проделывает. А та, другая грудь давно сгнила, сгнила, черт бы ее побрал! И ревновать к ее красоте не то что глупо, а вообще неуместно!

– Да пошел он! – устало прошептала Таня и устало закрыла глаза, настраиваясь на отдых.

И ей это почти удалось. Она дольше обычного нежилась в ванне, потом делала прическу, старательно вытягивая утюжком кудряшки. Немного подкрасилась, долго выбирала одежду. Остановила выбор на легком вельветовом костюме темного синего цвета, состоящем из широких брюк и курточки с короткими рукавчиками. Этот костюм она часто надевала на даче у родителей, Гена говорил, что он ей очень идет, и она его берегла. Дома не носила никогда. Запросто можно посадить пятно на кухне. Или близнецы могли изляпать грязными ручонками, вымазанными в пластилине или акварельных красках. А сейчас вдруг ей захотелось его надеть. Захотелось снова понравиться Геннадию. Услышать его похвалу.

Но Гена не похвалил ее. Более того, он нахмурился, когда она ему как бы вскользь рассказала про визит Ильи и про его угрозы.

– Почему ты не дала ему денег на бутылку, Таня? – спросил он сразу, как она закончила говорить.

Он даже вилку отложил, хотя до этого с удовольствием брал с тарелки домашние пельмени размером с Дашин кулачок.

– Но, Гена… – Она растерянно теребила пуговицу на вельветовой курточке.

Кстати, Гена обратил внимание на ее потуги выглядеть красиво. И похвалил, и даже расстегнул на ней одежду, и принялся поглаживать, возбуждаясь с каждой минутой все сильнее. Она остановила, дура. Решила, что пускай сначала поест и послушает новости. Послушал!

– Что – Гена?? – Он непозволительно повысил голос. – Ты совсем дура, Тань?!

– Но, Гена… – Голос ее задрожал, глаза наполнились слезами, и как-то так вышло, что пуговица от курточки очутилась у нее в ладони. – Почему ты так со мной разговариваешь?

– А как мне с тобой разговаривать?! – заорал он уже во все горло и вскочил, опрокинув кухонный стул. – Ты хоть понимаешь, какое дерьмо он может снова всколыхнуть?! Ты хоть знаешь, через что мне пришлось пройти?? Я два года… Два! Года! Жил в кошмаре! Я и Кирилл!! Ты хочешь теперь и наших детей протащить через это?!