США во Второй мировой войне. Мифы и реальность - Жак Р. Пауэлс

Конечно, был и предел любви американских бизнесменов к Гитлеру и его нацистскому режиму. Например, как традиционные сторонники свободного предпринимательства, они были принципиально против того, что нацисты регламентировали деятельность фирм в Германии, в том числе американских дочерних компаний, например, путем ограничения репатриации прибыли, и того, что принадлежавшие германским собственникам предприятия часто пользовались привилегиями по сравнению с конкурирующими предприятиями американских и других иностранных владельцев. Но это были мелкие неприятности. Высшая заслуга Гитлера в глазах практически всех лидеров корпоративной Америки была в том, что благодаря буму перевооружения их немецкие активы принесли им огромные богатства, о которых они могли только мечтать в условиях американской депрессии, и что в Третьем рейхе их не беспокоили профсоюзы, ибо они, конечно же, мешали им дома. Забастовка в американском филиале в Германии сразу же вызывала вооруженную реакцию гестапо и волну арестов и увольнений, как это было на заводе Opel в Рюссельсхайме в июне 193632. (Как писал после войны учитель и член антифашистского сопротивления в Тюрингии Отто Йенссен, корпоративные лидеры Германии были счастливы, «что страх перед концлагерями сделал немецких рабочих кроткими, как домашние собачки»33). В свете этого можно понять, почему председатель General Motors, Уильям Кнудсен, описывал нацистскую Германию после своего визита в 1933 году, как «чудо ХХ века», и тот факт, что у многих других представителей американской правящей элиты нашлись слова высшей похвалы для Гитлера и его нацистского государства. Довольно многие из них даже мечтали, открыто или тайно, о появлении аналогичного фашистского «спасителя» на их стороне Атлантического океана34.

Du Pont и многие другие корпорации, даже оказывали щедрую финансовую поддержку фашистским организациям в самой Америке, таким, как печально известный «Черный легион»35. Расовая ненависть, пропагандируемая Гитлером, не ранила чувства американцев в двадцатые и тридцатые годы в такой степени, как это было бы в настоящее время. После отмены рабства во время Гражданской войны негры продолжали считаться низшими существами со стороны многих, которые и обращались с ними соответсвующим образом, и расизм отнюдь не был универсально осуждаемым, а оставался социально приемлемым. Линчевания были обычным явлением в южных штатах в двадцатые и тридцатые годы, даже за только предполагаемые мелкие правонарушения, и даже умеренные предложения о введении законов, запрещающих линчевание, были неоднократно отклонены Конгрессом. Строгая расовая сегрегация между белыми и черными осуществлялась не только к югу от линии Мейсона – Диксона, но и в Вашингтоне, округ Колумбия, и пережила даже Вторую мировую войну. Во время войны чернокожие были вынуждены сидеть в задней части трамваев и театров в южных штатах, иногда позади немецких военнопленных. Американская армия сама изобиловала расизмом. «Белая» и «черная» плазма крови строго разделялись в больницах, и довольно многие генералы, в том числе Эйзенхауэр, Маршалл, и Паттон, были убеждены, как и нацисты, в превосходстве белой расы. После войны черные ветераны, привезшие с войны белых жен, или, раз уж об этом зашла речь, белые ветераны, вернувшиеся с азиатскими невестами, не имели права поселиться во многих штатах, где продолжали действовать законы, запрещающие смешанные, межрасовые браки. Что касается крайне расистских теорий евгеники, которые в нацистской Германии привели ко всевозможным бесчеловечным экспериментам по «расовой гигиене», «в том числе стерилизации и эвтаназии», они нашли широкое понимание в Соединенных Штатах тридцатых годов, где иммиграционные законы, например, официально дискриминировали в отношении лиц «ненордического» происхождения»36. Это «ирония истории», как пишет известный американский историк Стивен Эмброуз, что «мы боролись в самой значительной для нас войне самого расистского в мире государства при помощи расово сегрегированной армии и, сохраняя у себя дома, при помощи законов либо традиций, систему расовой сегрегации»37. Так что в 1930-е годы слишком многие американцы не возражали против расизма нацистов, как было выявлено в «опросах, показывающих близость взглядов американцев к немецким понятиям расовой иерархии»38. Антисемитизм Гитлера и его фашистских приспешников тоже не был для Америки большой проблемой. Антисемитизм был довольно модным в двадцатые и тридцатые годы не только в Германии, но и во многих других странах, в том числе в США. В 1930-е годы, да и позднее, слишком многие американцы сами были антисемитами и поэтому терпимо относились к нацистским антисемитским действиям, а то и симпатизировали им39. Американские промышленники и банкиры и элита страны в целом не представляла собой исключения из этого общего правила. В эксклюзивные клубы и прекрасные отели, которым они покровительствовали, например, евреи, как правило, не допускались.

Самым известным антисемитом Америки был промышленник Генри Форд, влиятельный человек, который восхищался Гитлером, поддерживал его материально и вдохновил его своей антисемитской книгой «Международное еврейство», которая была опубликована в начале двадцатых годов. Восхищение было взаимным; фюрер повесил портрет Форда в своем кабинете, признал его источником своего антисемитского вдохновения, а в 1938 году удостоил его самой высшей награды, которую нацистская Германия могла даровать иностранцу.

Форд также финансировал пронацистскую пропагандистскую кампанию, которую активно вел по всем Соединенным Штатам известный авиатор Чарльз Линдберг, друг Геринга. Еще одним страстным и влиятельным американским антисемитом был Чарльз Е. Кохлин, католический священник из Мичигана, настраивавший в ежедневной радиопередаче миллионы своих слушателей против иудаизма, который он приравнивал к большевизму точно так же, как это делал Гитлер. Что касается американских бизнесменов, то значительное их число, возможно, большинство из них, глубоко презирало политику президента Рузвельта, известную под названием «Новый курс», которую эти бизнесмены осуждали как «социалистическое» вмешательство в экономику страны. Антисемиты считали это частью еврейского заговора и клеймили «Новый курс» как «курс еврейский». Они также считали президента тайным коммунистом и, следовательно, агентом евреев, или тайным евреем, и часто называли его «Розенфельд»40. Американские банкиры, которые посетили Германию в июне 1934 года, пожаловались послу своей страны в Берлине, что администрация Рузвельта была «полна евреев».

Очевидно, что американские бизнесмены и банкиры не презирали нацизм или фашизм в целом за его антисемитизм; напротив, они с симпатией относились к фашистам и к Гитлеру, в частности из-за их антисемитизма. Руководимая, прямо или косвенно, такими людьми, Америка не была готова начать крестовый поход в Европе из-за гитлеровского антисемитизма. Хотя надпись на постаменте Статуи Свободы приглашает в «гавань Америки всех уставших, бедных, неприкаянных людей Земли, жаждущих дышать свободно» и хотя правительство США и считало время от времени нужным выразить свое недовольство некоторыми аспектами антисемитской политики Гитлера, очень и очень немногие еврейские беженцы из Германии получили документы, позволившие им въехать в США41. Весной 1939 года кораблю, полному беженцев из Германии, в Сент-Луисе было отказано в разрешении на высадку пассажиров в Америке или хотя бы на Кубе, которая тогда еще де-факто была протекторатом США. Корабль был вынужден вернуться в Германию, но получил разрешение в крайнем случае взять курс на Антверпен, и его еврейские пассажиры получили убежище в Бельгии, Нидерландах, Франции и Великобритании42. Во время войны Вашингтон также мало беспокоился о судьбе евреев в Германии и в оккупированной ею Европе, несмотря на то, что становилось все более очевидным, что осуществляется систематический геноцид. В 1945 году, во время американской оккупации Германии и непосредственно после капитуляции Германии, многочисленные выжившие в Холокосте держались в концлагерях уже американскими властями, которые систематически плохо и даже жестоко обращались с ними там. Эта прискорбная ситуация подошла к концу только после того, как президент Трумэн был вынужден признать в сентябре 1946 года, что «мы, по-видимому, обращаемся с евреями так же, как это делали нацисты, с той единственной разницей, что мы не убиваем их», и отдал приказ вмешаться генералу Эйзенхауэру43. Только уже спустя годы после окончания войны евреи начали пользоваться определенной мерой уважения в Соединенных Штатах Америки, а именно после того, как новое государство Израиль, который с его кибуцами первоначально напугал их как нежелательного рода социалистический эксперимент, проявил себя как очень полезный союзник Америки в осином гнезде Ближнего Востока44.