Последний завет - Сэм Борн

— Но… — Мэгги все еще не могла заставить себя поднять на него глаза. Она тупо смотрела в пол прямо перед собой, пытаясь собраться с мыслями. Старые письма от родителей, которые она знала наизусть, фотографии из Ирландии… Ну хорошо, допустим. Но ведь в этих ящиках были все ее конспекты, бесценные записи, которые она делала во время важнейших переговоров, абсолютно конфиденциальные послания от чиновников ООН, мятежных генералов и полевых командиров. В этих ящиках было собрано все, чем она гордилась как профессионал. И через полчаса эта гордость будет свалена в общую кучу с чужим мусором, а куча пойдет в печь…

— Пойми, я сделал это не для себя, а для тебя, Мэгги. Того мира, в котором ты жила, уже нет. Оглянись вокруг — все стало другим! Пришла пора и тебе измениться наконец. У нас новая жизнь. Понимаешь? Новая.

Понятно теперь, почему он так испугался, когда она внезапно появилась на кухне. Понятно, почему поднимал с постели, будто солдата, и чуть не пинками затолкал в кабинет вместе с Джорджами. Она-то, дура, думала, что Эд заботится о ее расписании. А он просто ждал грузчиков и хотел услать ее подальше.

Мэгги наконец подняла на него глаза и тихо произнесла:

— А ведь ты хочешь уничтожить во мне все, что является мною. И повсюду расставить горшки с тем, что моим не является. Согласись, Эд, ведь я права, а?

Эдвард, надо отдать ему должное, спокойно выдержал ее взгляд. А потом почти театрально ткнул пальцем в сторону «приемной» и ледяным голосом сообщил:

— Надеюсь, ты не забыла, что тебя ждут?

С этими словами он повернулся и вышел из кухни.

Мэгги вцепилась обеими руками в барную табуретку и вновь уставилась в пол. Как же так… Почему он это сделал? Даже не спросив ее разрешения! Даже не предупредив! Неужели он действительно возненавидел ту Мэгги Костелло, которую знал до Вашингтона? И теперь стремится во что бы то ни стало вытравить из нее все, что напоминает ему о ней? Ну хорошо, он вытравит. А что останется?

Она тяжело поднялась с табуретки и направилась в «приемную», где по-прежнему обретался незнакомый щеголь. Правда, теперь тот листал уже «Атлантик мансли». Он глянул на нее снизу вверх и, натолкнувшись на сумрачный взгляд, дружески улыбнулся.

— Неприятности? Бывает…

— Ничего-ничего… — еле слышно отозвалась Мэгги, отчаянно пытаясь вызвать себя обратно к жизни. — А где ваша жена?

Тот картинно огляделся по сторонам.

— А что? Без нее не начнем?

— Нет, почему же… Как вам угодно. Вы сказали, что у вас что-то срочное… Нештатная ситуация, не так ли?

Мэгги почти пришла в себя, но теперь у нее начисто отбило память — она никак не могла вспомнить, что это за клиент, когда и по какому поводу они встречались и какая у него проблема.

— Совершенно верно.

— Расскажите, что у вас за беда.

— У меня лично, вы хотите сказать? Собственно, я не за этим… Хотя пожалуйста. Я чувствую себя будто не в своей тарелке.

— Где?

— Здесь, дома.

— Почему?

— Мне здесь все непривычно. Видите ли, я привык бывать совсем в других местах. Скажем так, не в самых веселых. Если где-то возникали проблемы, меня звали на помощь. Я приезжал и помогал. Мечтал сделать этот мир лучше.

— Не совсем понимаю. Кто вы по профессии? Врач?

— Можно и так сказать. Во всяком случае, человеческие жизни мне спасать доводилось.

Мэгги нервировала явно иносказательная манера, взятая незнакомцем.

— Хорошо. Но теперь вы вернулись домой и не можете заново привыкнуть?

— Вот именно. Настолько, что затрудняюсь уже называть это место своим домом. Я, кстати, не из Вашингтона. Но и не о нем речь. В последние два десятка лет я бывал дома лишь краткими наездами. В общей сложности не наберется и одного года. Моя стихия — дороги, вокзалы, аэропорты и гостиницы, среди которых, осмелюсь доложить, попадались настоящие клоповники!

— Ночевать в клоповнике приятнее, чем в домашней постели?

— Отнюдь. Не в этом дело. Здесь мне не хватает адреналина, душевного напряжения и сладких мурашек по коже. Творческого стресса, если хотите.

— Вы странный человек… Продолжайте.

Мэгги все еще не закончила составлять в уме реестр бесценных вещей, безвозвратно утраченных из-за Эдварда. Благодарственное письмо, написанное рукой британского премьер-министра после ее триумфа на переговорах в Косове… Фотография мужчины, которого она любила десять лет назад…

— И еще страдает мое честолюбие. Раньше меня исключительно ценили. Раньше во мне нуждались. Ставки в моей работе всегда были невероятно высоки. Теперь же… Я напоминаю себе… домохозяйку. Эта жизнь банальна и пресна, как обед язвенника.

Мэгги встретилась с ним взглядом. Странный человек. Губы его кривились в легкой улыбке — или усмешке? — глаза же смотрели твердо и холодно. Ей стало неуютно под этим взглядом.

— Расскажите подробнее о вашей работе.

— Все началось с Африки, где я впервые не по книжкам столкнулся с настоящей и весьма кровавой гражданской войной. И так получилось, что в какой-то момент я стал едва ли не единственным человеком, который мог пересекать линию фронта, не рискуя получить пулю в лоб, и доверительно общаться с представителями обеих противоборствующих сторон. Вот тогда-то ко мне обратились люди из ООН и предложили стать посредником на переговорах. И, знаете, у меня все очень здорово получилось.

Мэгги похолодела. Она уже открыла было рот, чтобы позвать Эдварда, но в последний момент что-то ее удержало.

— Со временем я заработал себе репутацию неофициального, но весьма удачливого дипломата, профессионального переговорщика. На меня вышли представители президентской администрации, у меня появилось множество заданий и множество командировок. И пошло-поехало… Кончилось все тем, что меня стали посылать во все подряд «горячие точки», где возникали какие-нибудь сложности с оформлением перемирия или мирными переговорами. Знаете, как меня прозвали? «Открывашка». Куда бы меня ни посылали, я приезжал и решал проблемы.

У Мэгги мелькнула мысль швырнуть в него чем-нибудь и, воспользовавшись его замешательством, сбежать. Но ноги не слушались, она боялась даже повернуть голову, чтобы оценить расстояние до двери. Этот человек ее гипнотизировал, как кобра.

— А что… а что было потом? — надтреснутым голосом спросила она.

— Белград, Багдад, снова Африка.

— А потом?..

— А потом я допустил большую ошибку.

— Где?

— В Африке, в Африке, в старой милой Африке.

— Кто вы такой?

— Мне кажется, вы знаете.

— Нет, не имею представления. Зачем вы пришли и что вам от меня нужно? Если через минуту у меня не будет ответов, я звоню в полицию.