Запретная любовь - Владислав Иванович Авдеев

деле не хочет этого. И, может быть, не надо было отказываться? Эта мысль не давала ему покоя до самой генеральной репетиции. В этот день в клубе собрались все занятые в праздничном концерте: певцы, танцоры, чтецы. Просмотр начался с хора, потом отплясали танцоры, комендант Ножигов спел русские народные песни, Усманова исполнила под гитару «Колокольчики-бубенчики звенят», затем вместе с Клавой выдали частушки… Каждое выступление сопровождалось одобрительными возгласами и аплодисментами собравшихся… Но ничто не могло оторвать Алексеева от мысли, что вскоре придется поцеловаться с Мартой, и было такое внутреннее напряжение, он даже подумал, что зря согласился играть в спектакле. Надо было отказаться.

И вот настал их черед подниматься на сцену. Сначала за занавесом Ножигов своим поставленным голосом рассказал о славных подвигах красного командира, которого на последний, решительный бой с белобандитами провожает невеста…

И пока раздвигался занавес, Алексеев вспомнил, как уезжая на учебу в Якутск, прощался с Маайыс, не зная, что больше не увидит ее. И вдруг подумал, что будет, если он потеряет и Марту? И слова красного командира, что прощался с невестой, может быть, видя ее в последний раз, стали близки ему, это он прощался и Марта была его невестой… И обнимая Марту, Алексеев крепко поцеловал ее, поцеловал по-настоящему, словно и в самом деле уезжал надолго. И все поняли это, и крик Клавы: «Горько!» – остался без последствий, растворился в тишине, которую лишь через некоторое время нарушил завклубом коротким словом:

– Верю!

И весь спектакль до конца прошел на какой-то возвышенной ноте, все долго аплодировали, а завклубом сказал:

– Если такое покажете на вечере, успех обеспечен. Такая игра, даже не верится.

А Марта, когда возвращались после репетиции, сказала:

– Вы просто заразили меня своей энергией, я действительно почувствовала себя невестой командира. Боюсь, второй раз так не получится.

Новогодний праздничный концерт начался с выступления хора, в котором были заняты все участники. Спектакль шел последним номером и прошел на ура. И в селе, и на лесоучастке о нем говорили еще долго, хвалили артистов. А Ножигов, встретив Алексеева, сказал:

– Не тем занимаешься, Гавриил Семенович, надо было тебе в артисты подаваться.

– А тебе, с твоим голосищем, в певцы. Забыл, как тебе хлопали?

– Хлопали. Но вообще-то я, как и отец, хотел историей заняться, до сих пор как увижу книгу по истории, сразу в груди легко, словно подарок получил.

– А что помешало?

– Обстоятельства сильнее нас.

– Но у человека всегда есть выбор.

– Выбор есть – согласен. Но обстоятельства, повторяю, сильнее. Ты, Гавриил Семенович, еще молодой и жизнь твоя шла гладко, а вот столкнешься, – Ножигов замолчал, подыскивая нужное слово, – со стеной на пути. Так не лбом же ее разбивать?

– Отец говорил, я не помню, от мамы услышал, если будешь думать не о себе, а о других, все преодолеешь.

– Может быть, – как-то потерял интерес к разговору Ножигов. – Ладно, увидимся.

И зашагал прочь. Алексеев глядел ему вслед, но думал о Марте. После Нового года они не виделись, проводил после спектакля, а договориться о встрече не догадался, и теперь думал, не будет ли назойливостью, если он зайдет к ним. Так до воскресенья и пробыл в сомнениях: идти не идти.

Пошел.

Постучал и, услышав «Входите!», с замиранием сердца переступил порог и, тщательно выговаривая слова, поздоровался:

– Гутен таг!

Что Августе Генриховне явно понравилось, и она приветливо откликнулась:

– Гутен таг!

Марта, скрывая улыбку, прикрыла ладонью рот.

Августа Генриховна что-то сказала по-немецки и вышла.

– Сейчас будем пить чай. Видите, какие чудеса делает знание немецкого. – Марта улыбнулась. – Шучу. После того случая мама вас зауважала. Вы ей нравитесь.

– А вам?

– Разве мало, что нравитесь моей маме?

– Вы не против, если я иногда буду к вам заходить? – многое скрывалось за этим вопросом, и, понимая это, Марта, тем не менее, впрямую не ответила:

– Приходите, мама будет рада. Выучите что-нибудь еще по-немецки.

– Вы согласитесь быть учителем?

– Как вам откажешь.

– Может, завтра и начнем?

– Надо подумать, – Марта сложила ладони, ребром прижала к губам. – Здесь мы будем мешать маме, значит, учить вас придется на улице. А я за день в лесу так промерзаю, что никуда из дома выходить не хочу. Может, перенесем учебу на весну?

– Мы можем это делать у меня. Я давно обещал маме познакомить вас. Ей не терпится вас увидеть. Как вы на это смотрите? Согласны?

Марта явно смутилась от такого предложения, глянула на дверь, словно нуждалась в материной подсказке, и сказала:

– Если можно, в следующее воскресенье.

– Хорошо, я за вами зайду.

Марта – ее растерянность и смущение не проходили – поправила волосы и встала.

– Пойду на кухню, помогу маме.

Алексеев тоже встал, и в узком проходе между топчанами они оказались лицом к лицу.

– Как бы я хотел снова стать командиром отряда.

– Почему?

– Тогда бы я имел право вас поцеловать…

– Разве для этого обязательно быть командиром? – Марта не договорила, Алексеев прервал ее слова поцелуем…

В коридоре послышались шаги, покашливание, и они испуганно отпрянули друг от друга и быстро сели, положив руки на колени. Вошла Августа Генриховна, глянула на них, сидевших в позе послушных учеников, и добрая улыбка мелькнула на ее усталом лице…

Матрену Платоновну о приходе Марты предупредил заранее, та радостно всплеснула руками:

– Наконец-то! А то все обещаниями кормишь. У нас есть немного сливочного масла, я приготовлю чохоон, она, наверное, никогда его не ела.

– Мама, Марта придет в следующее воскресенье, впереди целая неделя.

– Вот и подготовлюсь заранее. Хорошая хозяйка все загодя планирует.

И каждый день Матрена Платоновна встречала сына, вернувшегося с работы, вопросом:

– Как ты думаешь, стоит сварить остатки потрошков, тех, что ты привез из Нахоры? А она будет есть сырую печень? Ничего, если мы предложим ей строганину? Надо приготовить что-то такое, чтоб Марта могла отнести матери. Ты как насчет этого думаешь? Стоит?

И вот наступило воскресенье, и смущенная Марта вошла в дом Алексеевых.

Алексеев представил женщин друг другу:

– Мама, знакомься, это Марта. А это моя мама, Матрена Платоновна.

– Проходи, дочка, раздевайся и поближе к печи, морозы нынче уж больно злые.

И эти слова, и доброе лицо хозяйки сразу расположили к ней Марту, исчезла скованность. А через полчаса у нее появилось чувство, что она уже была в этом доме и давно знакома с Матреной Платоновной.

Матрене Платоновне Марта тоже понравилась, о чем она поспешила сообщить сыну, когда он проводил гостью:

– Хорошая девушка. Славные у вас будут детки.

После этого каждое воскресенье Марта проводила у них. И только Матрена Платоновна уходила во двор, они с Алексеевым начинали целоваться. Матрена Платоновна, конечно же, все замечала и решила помочь молодым и, наказав сыну, чтобы