Зов пустоты - Ольга Валентеева

Постоялый двор тонул в тишине, которая казалась зловещей. Полежала немного, не желая будить Филиппа. Вот только разве он спал? Стоило пошевелиться, как он обернулся:

— Ты проснулась? Может, пойдем уже?

Да. его мысли были не здесь — и мои тоже. Поэтому собиралась я быстро — поправила платье, переплела волосы, накинула тонкую шаль с капюшоном. Утром бывает прохладно, и она не вызовет вопросов, а капюшон пригодится. Фил и вовсе только причесался. Он казался таким бледным! И вчера мы были настолько измотанными, что даже не обработали его раны. Сейчас он еле оттер кровь со лба, я заклинанием убрала синяк и ссадину с его лица. Почти похож на обычного мальчишку.

— Идем! — взмолился Филипп.

— Хорошо, хорошо.

Снаружи было свежо и пусто. Будто толпа, набушевавшись за ночь, улеглась, подобно шторму на море. За всю дорогу до богатых кварталов мы едва встретили пару человек. Улицы будто вымерли, и было не по себе.

— Знаешь, у меня такое чувство, что вчера нам все приснилось, — не выдержал гнетущего молчания Филипп.

— У меня тоже, и уже не первый день, — ответила я. — Все время кажется, что я проснусь, и все будет, как прежде. Но не будет.

Фил задумчиво кивнул. А я впервые обратила внимание, как непохожи они с Анри. Анри был светлым, открытым человеком.

Рядом с ним было тепло и уютно. Он часто смеялся и улыбался. Фил был совсем другим. Я. конечно, понимала, что мы встретились не при наилучших обстоятельствах, но, несмотря на семилетнюю разницу в возрасте Фил по характеру казался одногодкой Анри. Сосредоточенный, хмурый, упрямый. Я рядом с ним чувствовала себя не взрослой, а ребенком под строгим присмотром старшего брата.

— Не лети, — перехватила его за локоть. — Надо соблюдать осторожность.

Фил только дернул плечом — и снова помчался вперед. Поэтому и получилось, что на площадь, которая находилась за пару улиц до их дома, он вырвался раньше меня на пару биений сердца. И еще не видя, что там, я поняла

— нечто страшное.

Потому что с мгновение назад живого лица сразу схлынули краски жизни. Филипп замер, судорожно хватая ртом воздух. Я выбежала за ним — и замерла.

Площадь была пуста. Только в центре маячила импровизированная виселица. Кто сколотил её так быстро, я не знала.

Материалом послужили обуглившиеся доски, которые скрипели от малейшего ветерка. А на ней…

Хотела бы я не видеть и не знать, потому что родителей Филиппа можно было узнать только по грязной одежде. Я видела вчера это платье графини Вейран, и костюм графа тоже казался знакомым. А на лицах и телах не было живого места. Сплошная рана, будто налетел ураган — и изломал, швыряя на камни. К горлу подхватила тошнота. Я закусила губу, слепо шаря руками, чтобы найти хоть какую-то опору.

И только в эту минуту с губ Филиппа сорвался рык. Даже не рык — рев раненного зверя. Я схватила его в охапку, прижала к себе, не давая развернуться обратно.

— Не смотри, — шептала, удерживая. — Не смотри.

Он дышал тяжело, глухо. Но больше не пытался обернуться, а у меня выбора не было. Я не верила!

До конца не верила, что кто-то мог совершить подобное. На виселице было выведено углем: «Смерть тем. кто породил убийцу». Как? Как так можно?

Как? Спрашивала себя снова и снова. Только вчера я говорила с графиней Анжелой. Только вчера её супруг приказывал Жерару проводить меня, чтобы толпа не отыгралась за то, что вышла из их дома.

— Идем, — осторожно увлекла за собой Филиппа, — идем, Фил.

— Я хочу домой, — просипел он.

— Да, хорошо, только идем.

Мы свернули на ближайшую улочку. Я все еще держала Филиппа так крепко, как только могла, но теперь потому, что его шатало из стороны в сторону, и я боялась, что он упадет.

— Я не понимаю… — шептал он. — Я не понимаю, Полли. Я не верю!

Дернулся назад, но я перехватила — и повела дальше. Мы дошли быстро, но приближаться было опасно, поэтому вместо того, чтобы направиться прямо к дому, я осторожно выглянула из проулка.

У дома по-прежнему дежурили черные экипажи. Ждали? Нас, нас ждали! Особняк, вопреки ожидаемому, был почти цел, но ни окон, ни дверей не осталось. Площадь вокруг была черной, выжженной. Там, где вчера были сад и цветник, остался пепел.

Стены тоже чернели, будто на них обрушилась стена огня.

— Убью! — Фил кинулся к экипажам. Я едва успела его схватить за пояс и почти зашвырнуть обратно в проулок.

— Нет нет, пожалуйста, нет, — шептала ему. — Они и тебя убьют.

— И пусть! Пусть! Зачем мне жить, если… Зачем?

И он рухнул на колени, закрывая лицо руками. Я опустила рядом с ним, что-то шептала на ухо, какой-то бред, который призван был его успокоить, но, на самом деле, не имел смысла. Осторожно помогла подняться на ноги и потащила прочь.

Фил уже не упирался. Он шел, как во сне. Слезы катились по щекам, но он их не чувствовал.

Натыкался то на один, то на другой угол.

— Тише, тише, — шептала я. — Уже недалеко.

Постоялый двор начинал пробуждаться. Ржали лошади, переговаривались конюхи, но в общем зале было всего четверо и хозяин.

— Вы рано гуляете, Мартина, — улыбнулся он мне.

— Встречала брата, он только что приехал, — загородила спиной Филиппа. — За комнату придется доплатить?

— Да, еще по серебрушке за день.

— Хорошо, я доплачу.

— А завтрак? Будете?

— Нет. позднее.

И увлекла Филиппа в коридор. У него на лице было написано все, что случилось, а хозяин мог нас выдать первому же патрулю. Поэтому успокоилась только тогда, когда за нами захлопнулась дверь комнаты.

— Вот и все. — выпустила его из железной хватки, а сама заперла дверь на щеколду. Филипп слепо зашарил рукой перед собой, добрался до кровати и лег, отвернувшись лицом к стене. Он больше не плакал, но тем было страшнее. Глухое, мертвое молчание воцарилось в комнате. Я забилась в дальний угол, бесшумно рыдая. Слезы все катились и катились. Почему? За что? За что с ними так? Надо было убедить Вейранов уйти со мной, надо было… Хотя бы графиню Анжелу, но я не смогла!

Не смогла.

— Я убью их.

Вздрогнула от звука чужого голоса, в котором с трудом угадывался голос Фила.

— Кого? — пересела на кровать.

— Тех, кто убил родителей. Тех, кто подставил Анри. Найду и убью.

Фил говорил спокойно, и от этого было только страшнее, потому что это не были обещания, рожденные моментом душевной слабости, нет. Это было обещание, клятва.

— Прости, что приходится возиться со мной. — Фил поднялся и сел рядом. Он стал казаться еще старше, и мне было не по себе.