Мадам, вы будете говорить? - Мэри Стюарт

– Наверное, им было жарко в шлемах? – спросил Дэвид, врываясь в мои мысли, словно он знал, о чем я думаю. – Хотя в Италии ведь тоже жарко.

– И они сражались все лето, – заметила я. – Зимой они отдыхали…

– На зимних квартирах, я помню, – сказал Дэвид усмехаясь. – В моей латинской грамматике, если они не шли в город купить хлеба, то всегда направлялись на зимние квартиры.

– Думаю, они возвращались к побережью. Там восточнее Марселя есть приятное местечко, где Цезарь устроил что-то вроде курорта с минеральными водами для ветеранов.

– Ну не восхитителен ли мишеленовский путеводитель? – пробормотала Луиза. – И, между прочим, Чарити, я ненавижу вмешиваться, но ты ведь заметила этот автобус, правда?

– Трудно не заметить, – сухо ответила я. – Он прется по самой середине дороги.

– О, я просто пытаюсь вспомнить, как будет по-французски «авария».

– Depannage. Или, в данном случае, просто столкновение. Ты что, еще не привыкла к французской манере водить машину? Давно бы пора.

Мы быстро нагоняли автобус, громыхавший по самому центру узкой дороги. Но к этому времени я знала свое дело, обнаружив после сотен захватывающих дух миль, что вежливость на дорогах имеет весьма разное значение во Франции и в Англии. Я взяла левее, направила «райли» прямо на автобус, всем своим видом демонстрируя готовность протаранить его, и нажала на клаксон. Автобус, ответив раздирающим слух гудком, немедленно тоже отклонился влево, загораживая нам путь. Я даже не притормозила, но положила руку на клаксон и не отпускала ее. Автобус с почти видимым неудовольствием подвинулся на фут вправо, и мы прорвались вперед.

Луиза сказала с облегчением:

– Я никогда к этому не привыкну.

– Если бы он заметил английские номерные знаки, то ни за что не пропустил бы нас. На здешних дорогах англичан до отвращения легко смутить и заставить плестись в хвосте.

– Вы видели, кто сидел в автобусе? – спросил Дэвид.

– Нет, я была занята. А кто там был?

– Мужчина из отеля. Кажется, его зовут Марсден. Он занимает столик под большой пальмой.

– А, да, я заметила его.

Я перестала жать на акселератор и взглянула на автобус в зеркальце заднего обзора. Он вполне мог повернуть у Рон-дю-Гар на Тараскон, но что-то мне подсказывало – автобус Авиньон – Тараскон идет другой дорогой. Тогда, скорее всего, этот автобус направляется в Ним. После всего услышанного прошлым вечером в парке я не знала что и думать о Марсдене, следующем сейчас за нами.

Я еще сбросила скорость. Триумфально гудя, автобус догнал нас и потребовал уступить дорогу. В зеркальце заднего обзора была ясно видна надпись «Ним».

Я нажала на акселератор, и мы рванулись вперед. Попыталась думать, но фактов не хватало. Это как искать окно за слоями паутины и, сорвав ее, обнаружить, что снаружи темно и все равно ничего не видно.

В Рон-дю-Гар мы остановились напротив отеля в тени деревьев. Луиза начала собирать свои вещи.

– Дэвид, – спросила я, – ты не мог бы сделать кое-что для меня?

– Конечно. Что именно?

– Спроси, пожалуйста, в отеле, когда прибывает автобус, сколько он здесь стоит и когда отправляется в Ним. Как ты думаешь, твоих знаний французского на это хватит?

Дэвид одарил меня возмущенным взглядом и вылез из автомобиля вместе с Роммелем.

– Конечно, – сказал он и затем, в неожиданном порыве откровенности, добавил: – Трудно не столько задать вопрос, потому что можно подумать по дороге, сколько понять ответ, особенно цифры. Но я постараюсь. – Он улыбнулся и побежал по гравию террасы к отелю.

– Луиза, ты уверена, что не хочешь ехать с нами в Ним?

– Вполне, благодарю. Я спущусь к реке и набросаю мост… о, согласна, акведук. Но сначала перекушу. Когда вы вернетесь?

– Не знаю точно. Когда тебя подобрать?

Луиза посмотрела в сторону реки, где сквозь деревья можно было разглядеть пылающие отблески золотистого камня.

– Честно говоря, не знаю. Вот что, Чарити, не стоит связывать себя планами. Ты поезжай в Ним и смотри на свои руины сколько хочешь. Если я буду сидеть здесь, за одним из столиков, когда вы будете возвращаться, то подберете меня. А если нет, значит, я уехала автобусом, не беспокойся. В любом случае ты не вернешься задолго до обеда, а я закончу рисовать рано.

Дэвид подбежал, запыхавшись, к дверце автомобиля.

– Midi-vingt! – провозгласил он с триумфом. – Автобус будет здесь в midi-vingt. Ждет полчаса и отбывает в Ним в полвторого. Вы это хотели узнать?

– Прекрасно, – сказала я, взглянув на часы. – Сейчас только двенадцать, до прибытия автобуса не меньше двадцати минут. Мы успеем взглянуть на мост – извини, Луиза, на акведук.

Я вытащила ключ зажигания и бросила его в сумочку.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Луиза, глядя на меня с любопытством. – Я думала, акведук – одно из зрелищ, ради которых ты сюда приехала. При чем тут автобус?

– Ни при чем, – ответила я смущенно. – Я думала о ленче. Мы собираемся перекусить в Ниме, поэтому не стоит задерживаться здесь надолго.

Не стоило опасаться, что Луиза продолжит разговор на эту тему. Она уже разыскивала свои карандаши и едва выслушала мой ответ. Отвернувшись от машины, я увидела, что Дэвид смотрит на меня. Пристальным, непонятным взглядом… И снова я почувствовала, как он спрятался за невидимыми стенами. Но тут Роммель нетерпеливо дернул поводок, и мы все пошли вниз, на берег реки, туда, где под высокими деревьями пронзительно стрекотали цикады.

О кровавый Ричард!

Шекспир

Когда бы я ни вспоминала странные и ужасные события того отпуска в Южной Франции, мне всегда приходят в голову две заслоняющие все остальное картины: непрерывное, рвущее нервы сухое стрекотание цикад, невидимых среди опаленных солнцем деревьев, и римский акведук над рекой Гардо, каким я увидела его впервые тем ослепительным днем. Думаю, минут десять-двадцать Дэвид, Роммель и я провели, не сводя глаз с золотых арок, перекинутых через глубокую зеленую реку. Последнее затишье перед грозой.

Мы стояли у самой воды на вылизанных волнами гладких белых камнях и смотрели, как Луиза устраивается в тени ив. Акведук парил высоко над нами, разрезая небо надвое. По его опорам медленно скользили отраженные водой блики, пока камень не запылал, как живое золото. Кроме лениво скользящих блесток отраженного света под пролетами акведука, ничего не двигалось. Ни лист не трепетал, ни тучка не плыла по небу. Можно было поклясться, что и мерцающая река не движется…

Неожиданно раздавшийся наверху, на дороге, шум мотора разрушил чары. Мы попрощались с Луизой, вряд ли нас услышавшей, и вскарабкались по пыльной тропинке к автомобилю. Мы молчали, пока не свернули на дорогу в Ним. Тогда Дэвид странно вздохнул и сказал: