Голубиные перья. Рассказы - Джон Апдайк

наводила на мысль о неуместности вертикального положения.

— Да, а вот здесь, на холодильнике, у меня электропечь. Я про нее рассказывала, — напомнила Ребекка. — Или нет?

Электропечь со всех четырех сторон выступала за края холодильника. Ричард коснулся белой дверцы.

— Очень даже уютная комната, — сказал он.

— Полюбуйся видом из окна.

Он подошел, остановился рядом с ней, раздвинул занавески и сквозь крошечное чердачное окошко с неровным стеклом стал вглядываться в здание на противоположной стороне улицы.

— У этих ребят окно во всю стену, — заметил Ричард.

Она что-то протянула в знак согласия.

Хотя квартира напротив была залита светом, внутри никого не оказалось.

— Ни дать ни взять — мебельный магазин, — сказал он. Ребекка так и стояла в пальто. — А снег-то повалил еще сильнее.

— Да. Правда.

— Ну что ж. — Это прозвучало вызывающе громко, зато продолжил он совсем тихо: — Спасибо, что показала мне квартиру. Я… Ты это читала? — Он заметил лежащую на низкой скамеечке книгу «Тетушка Мэйм»[15].

— Не успела, — призналась она.

— Я тоже не читал. Только рецензии. Впрочем, я всегда ими обхожусь.

Они уже шли к выходу. У порога Ричард неловко обернулся. Впоследствии, перебирая в уме подробности того вечера, он пришел к выводу, что именно в этом месте она преступила границы дозволенного: во-первых, безо всякой необходимости остановилась почти вплотную к нему, а во-вторых, нарочно перенесла всю тяжесть тела на одну ногу и склонила голову набок, чтобы сделаться на несколько сантиметров ниже и поставить его в доминирующее положение, пользуясь еще и тем, что ее лицо — она не могла этого не знать — скрыли широкие, покорные тени.

— Ну что ж, — протянул он.

— Ну что ж, — с готовностью подхватила Ребекка, возможно без всякой задней мысли.

— Держись подальше… от… от… мясников. — Он запнулся, и, конечно, весь юмор пошел насмарку: трели ее смеха зазвенели в тот момент, когда она по лицу поняла, что Ричард собирается пошутить, но умолкли раньше, чем он договорил.

Когда он двинулся вниз по лестнице, Ребекка облокотилась на перила, чтобы видеть следующую площадку.

— Всего доброго, — произнесла она.

— Всего. — Он посмотрел наверх, но она уже ушла к себе.

Впрочем, теперь они были в двух шагах друг от друга.

ЛУЧШИЙ ЧАС ЕГО ЖИЗНИ

перевод М. Беккер

В восемь часов вечера они услышали хруст разбитого вдребезги бокала. Звук был четкий, трехчастный — глухой удар о стену, звон разлетающихся стекол, шушуканье укладывавшихся на полу осколков. Казалось, стакан швырнули прямо у них в гостиной. Джордж лишний раз вспомнил, какие у них тонкие стены. Стены были тонкие, потолок лупился, от мебели пахло тленом, электричество то и дело отключалось. Комнаты были крошечные, плата за квартиру чудовищная, вид из окон унылый. Джордж Чендлер ненавидел Нью-Йорк. Ему, уроженцу Аризоны, чудилось, что затхлый воздух этого города кишмя кишит злыми духами, которые норовят его надуть. Подобно тому как истинно верующий христианин ищет в каждом явлении отпечатки пальцев Всевышнего, Джордж в каждом необычном происшествии, будь то приветствие в подземке или неожиданный стук в дверь, усматривал предупреждение о финансовых убытках. Он взял себе за правило сидеть и не рыпаться. Что он и делал — сидел, не поднимая глаз от самоучителя арабского языка.

Розалинда, ростом выше мужа и не такая боязливая, сидела скрестив свои длинные ноги. Сняв одну ногу с другой, она сказала:

— Миссис Ирва, наверное, что-то уронила.

Джордж не хотел это обсуждать, но ему редко удавалось удержаться от замечания жене.

— Не уронила, дорогая, а бросила.

В комнатах семейства Ирва что-то опрокинулось, словно там перекатывали с места на место деревянную бочку.

— Как по-твоему, что там случилось?

В руках у Розалинды не было даже книги, она просто сидела в ожидании еще каких-нибудь звуков. В отличие от Джорджа она не имела ничего против Нью-Йорка. Он не заметил, когда она вошла в комнату из их маленькой кухни. Каждый вечер после ужина он посвящал один час изучению арабского языка и требовал, чтобы ему не мешали.

— По-твоему, там что-то неладно? — настаивала Розалинда, слегка перефразировав вопрос на случай, если в первый раз Джордж его не расслышал.

Джордж с напускным смирением опустил учебник на стол.

— Разве мистер Ирва пьет?

— Не знаю. Он шеф-повар.

— По-твоему, повара не пьют, а только едят.

— Я вовсе не хотела сказать, что эти две вещи связаны между собой. — Розалинда отозвалась мягко, словно муж просто ее не понял.

Джордж снова взялся за учебник. Imperfect одного глагола в сочетании с perfect другого означает действие, которое завершится в будущем. Сайд напишет. (Кто-то разбил еще один стакан, но на этот раз звук был глуше. Кто-то что-то сказал, но слов было не разобрать.) Если глагол независимый, то подлежащее стоит в nominative, а дополнение — в accusative. Апостол будет свидетельствовать против тебя.

— Слушай, — прошипела Розалинда с таким ужасом, словно настал конец света.

Джордж прислушался, но ничего не услышал. Потом миссис Ирва завизжала.

Джордж сперва подумал, что она шутит. Звуки, которые она издавала, могли означать все, что угодно, — страх, радость, гнев, восторг. Они могли быть механического происхождения, например, от ритмического трения деталей какой-то огромной полезной машины. Казалось, они вот-вот должны прекратиться.

— Что ты намерен делать? — спросила Розалинда. Она встала и подошла вплотную к мужу, источая гнетущий аромат тревоги.

— Делать?

— Мы можем кого-нибудь вызвать?

Их управляющий, стройный поляк с бледными бескровными деснами, обслуживал еще три дома и начальную школу. Свой обход он совершал украдкой на рассвете и ближе к полудню. Домовладелица, мрачная вдова-еврейка, обитала по другую сторону Центрального парка, в более приличном районе. Второй сосед Чендлеров, молодой студент-китаец, жил в задней части дома. Его комната примыкала к их спальне. Сдав экзамены, он аккуратно вывел черными чернилами адрес для пересылки его почты в штат Огайо, прикрепил листок с адресом к стене над своим почтовым ящиком и уехал.

— Нет, Карл! Перестань! — вскрикнула миссис Ирва. Смешавшись с беспорядочным грохотом падающих предметов, голос ее утратил свою первоначальную чистоту, и отчаянные вопли звучали пронзительно и хрипло. — Нет, нет, нет! Пожалуйста, не надо!

— Он ее убивает, Джордж! Джордж, что ты делаешь?

— Ничего я не делаю.

— Может, мне позвать полицию? — Ледяное презрение, сквозившее во взгляде Розалинды, тотчас растаяло под воздействием ее природной доброты. Она подошла к стене, грациозно к ней прислонилась, разинула рот и прошептала: — Они открывают кран.

Расхрабрившись, Джордж спросил:

— Может, нам пора вмешаться?

— Обожди. Кажется, притихли.

— Они…

— Тссс!

— Она мертва, — сказал Джордж. — Он смывает с рук кровь.