Зловещий лабиринт - Александр Тамоников

–Это не уловка, чтобы заманить нас в ловушку?– задал Дымов давно интересующий его вопрос.

–Сомневаюсь,– покачал головой армейский контрразведчик.– Зачем им устраивать ловушку? Чтобы уничтожить группу контрразведчиков? От этого им станет легче? Или лаборатория – фальшивка, и они, наводя на нее, отвлекают наше внимание от чего-то важного? Теоретически допускаю, но лаборатория не фальшивка. И оскарин не липа. Действительно получен продукт, превосходящий все предыдущие его аналоги. Данные сведения получены из разных источников. Вам помогут тамошние партизаны – договоренность с ними уже существует. Сформируйте группу из надежных людей. Учтите, обмундирование эсэсовского офицера должно сидеть на них без нареканий. То есть никаких откровенно славянских лиц. Знание немецкого языка – обязательно. Знание местности… м-м, сомневаюсь, что в рядах контрразведки служат латыши, тем более местные. Ладно, этот вопрос адресуем латышским партизанам и подпольщикам. Убедительные немецкие документы получите. Обмундирование возьмете с собой. В Ульве теоретически возможна засада, хотя не думаю. Все же соблюдайте осторожность, действуйте по обстановке и не лезьте на рожон. Ваша задача: локализовать объект «Вольфсаугэ»– определить его координаты, передать их в центр, закрепиться и предотвратить вывоз оборудования лаборатории, материалов и готовой продукции. Партия таковой если и существует, то она опытная, в серийное производство препарат не запускался. Будет нежелательно, если запустят… где-нибудь на Западе. Связь держите через партизан, у них есть рация. Закрепитесь вблизи объекта – местность должна позволять, ждите подхода наших. Наступление начнется через несколько дней. Не скажу, когда точно, это военная тайна. Но возможна высадка тактического десанта, если потребует обстановка. Любым попыткам вывезти лабораторию вы должны препятствовать. Скооперируйтесь с партизанами. Есть крайний допустимый вариант: уничтожение лаборатории – скажем, посредством взрывчатки. Но это исключительная мера и она допустима лишь в том случае, когда остальные не сработают. Конкретную задачу я вам ставить не могу, действовать будете по ситуации. Ваша миссия: не допустить вывоз лекарств и рабочих материалов. Выбор пал на вас – после рассмотрения нескольких кандидатур. Вы опытны, подготовлены, знаете толк в подобных вещах и, главное, удачливы.– «Лектор» усмехнулся.

–Почему СМЕРШ, товарищ полковник?– решился на вопрос Дымов.– Оперативная работа 3-го отдела подразумевает… несколько иную деятельность.

–Хорошо, что спросили,– похвалил полковник.– Отвечаю. Только нашей структуре поручаются дела наивысшей секретности. Я удовлетворил ваше любопытство? Тогда с Богом, если вас не пугает это слово…

Потери у контрразведки были тяжелые, но с подкреплением сложностей не испытывали. Отдел укомплектовали полностью. В 3-м отделе дивизионной контрразведки числились двенадцать человек – было из чего выбрать. Евгений Садовский шел с боями от Курска, дважды получал ранения, но быстро возвращался в строй. Не болтун, с аналитическим складом ума, не любитель лезть на рожон, но действующий решительно, когда требует ситуация,– его кандидатура даже не подвергалась сомнению. Немецкий язык Садовский выучил еще до войны – его мать преподавала в школе в небольшом приволжском городке. Борис Глазнев до 43-го года служил в особых отделах действующих частей, следил за моральным обликом красноармейцев. Дымов наводил справки: дела этот парень не фабриковал, провинившихся не расстреливал. А однажды даже спас от расстрела группу красноармейцев, заблудившихся в лесу. Соратники, не разбираясь, заклеймили их дезертирами, но Глазнев решил копнуть, провел расследование – в итоге группа в полном составе отправилась на передовую, а к Борису стали относиться, как к белой вороне. Он объяснял свой поступок так: такая масса реальных врагов – зачем назначать ими нормальных ребят? Поспорить с его утверждением было трудно. Леха Пушкарь и Мишка Балабанов были из декабрьского пополнения – оба прибыли из Ленинграда. С немецким языком проблем не было, но от акцента не избавились. «Будете из Эльзаса»,– шутливо подытожил Дымов. Повоевать эти парни успели, несмотря на молодость, имели неплохие рекомендации и по медали «За отвагу». Об умственных способностях говорил тот факт, что к маю 45-го оба остались живы. В декабрьском пополнении было девять молодых офицеров – теперь остались трое, причем один не вылезал из госпиталя. Был еще Константин Потапенко…

Кончился человек, осталась только память о нем. И ведь язык не повернется сказать, что сам виноват. Хотя, конечно, сам… Майор вертелся на голой земле, засыпал, просыпался. Ночь неумолимо проходила. Перед рассветом затихли звуки, мир погрузился в глухое безмолвие. Полученное задание выглядело, как уравнение с несколькими неизвестными. Один просчет уже совершен: партизаны оказались не теми, кого ожидали. Хоть не откровенными провокаторами и пособниками нацистов. Как с ними сотрудничать? Какие цели они преследуют? То же самое, что идти в бой с бойцами польской Армии крайовой, в которой куда ни плюнь – убежденные ненавистники советской власти! Руководство уверяет, что в запасе еще несколько дней, время есть, но как они могут точно знать, есть время или нет? На другой стороне не идиоты, на какое чудо могут рассчитывать, если войне конец? Остановить их могут только технические трудности…

Утро было серое, холодное, люди стучали зубами, разогревались как могли. Партизаны проявляли сдержанность, почти не разговаривали. Латыши не отличалась болтливостью.

Анна Сауляйте сполоснула лицо водой из фляжки, с какой-то печалью уставилась в зеркальце на свое отражение. Влад украдкой наблюдал за ней. Женщины всегда остаются женщинами – даже гордые и самостоятельные.

С выступлением не тянули. Предрассветная серость еще не опустилась на землю, когда группа двинулась в путь.

Бурелом хрустел под ногами, люди размеренно дышали, грузно переставляли ноги. Лес уплотнялся, подрос колючий кустарник, приходилось его огибать витиеватой траекторией. Оперативники держались кучкой в центре колонны. Мишка Балабанов постоянно озирался, словно кого-то искал.

–На месте твоя красавица, не осталась в овраге,– ухмыльнулся Пушкарь.– Замыкает шествие вместе с обгоревшим мужиком. Нерешительно ты действуешь, Мишка, неправильно. Надо брать быка за рога, идти развернутым фронтом, разить наповал. Вот я бы так и поступил. А что толку от твоих детских взглядов?

–Флиртовать начнет – местные «темную» ему устроят,– фыркнул Глазнев.– И так недобро смотрят…

–Да шли бы вы,– обиделся Балабанов.– Разочаровался я в них, прихвостни они буржуазные, идут на поводу у мироедов и империалистов. И женщины у них такие же.– Мишка густо покраснел.– Чего ржете, точно вам говорю – заведут они нас в какую-нибудь глухомань, как Сусанин поляков завел. Товарищ майор, вы точно уверены, что нам с ними по пути? Не заведут в засаду? Может, обсудим этот вопрос на закрытом совещании?

–Опять двадцать пять,– вздохнул Садовский.– Мишка, кончай ворчать. Излишняя подозрительность так же опасна, как излишняя доверчивость. Объясни ему, командир. Всю душу ведь вынет.

–Да, в самом деле, они такие же, как мы,– фыркнул Балабанов.– Подумаешь, некоторые разногласия по ряду вопросов. Вспомните, товарищ майор, что мы с подобной публикой делали в Польше, когда поляки оказывались у нас в руках? Интернировали – и это в лучшем случае. Думаете, они не знают?