Арена заблудших - Марина Ясинская

Впрочем, последнее теперь представляло собой огромную проблему: как ему выступать?

Рука директора, державшая кисточку с краской, дрогнула, на белой щеке появилась уродливая черная клякса, похожая на рваную рану. Однако голос Сола звучал ровно, словно он не испытал никакого потрясения:

– Как это произошло?

– Я гулял по городу и случайно набрел на пожар…

Директор цирка молчал, глядя на Фьора. Тишина звучала сильнее любых упреков и очевиднее любых вопросов.

– Я все помнил. – Фьор опустил голову. – Но я… Наверное, я просто не до конца верил, что это и правда может случиться. Видимо, нас так многим стращают, а на деле ничего не происходит, вот подсознательно и кажется, что все это перестраховка.

– Прекрасно! – язвительно воскликнул Сол. – Я, понимаешь, вынимаю из себя все силы и душу, чтобы наш цирк работал по максимуму, чтобы каждый раз – на все сто. Чтобы уберечь всех нас от худшего: от потери дара, от гончих, от вражеских цирков, от удалений, – и что в итоге? В итоге у нас слишком хорошо! Слишком спокойно! Надо было, чтобы кто-то сошел с ума в цыганской кибитке. Чтобы гончие нагнали. Вот тогда все были бы пуганые! И тогда бы верили, да?

– Простите, – искренне выдохнул Фьор. – Но, если честно, дело не только в этом. Я просто не смог не вмешаться. Там были люди, и… как пройти мимо, когда ты знаешь, что можешь помочь? Но мне правда очень жаль, я не хотел вас подводить.

– У меня-то за что просить прощения? – устало вздохнул Сол, повернулся к зеркалу и принялся накладывать грим. Рука дрожала, вместо черных капель под глазами получались размазанные кляксы. Раздраженно отбросив кисть, директор цирка взял ватный диск, смочил в растворе и стал стирать испорченный грим. – Ты не меня подвел, ты себя подвел. Я-то свой номер исполню без проблем. А вот что ты теперь будешь делать, когда лишился огня, – это большой вопрос.

– Что случается с теми, кто больше не может выступать? – спросил Фьор, и, как он ни старался, голос все же дрогнул. – Умение когда-нибудь возвращается? Или, может, его можно как-то получить обратно?

– Сам не видел, – с ноткой раздражения ответил Сол. – До тебя в моем цирке таких идиотов не находилось. Слышал, что к некоторым умение возвращается, но со сколькими это случалось, как много проходило времени и делали ли они для этого что-то особенное – не знаю. Не знаю даже, правда это вообще или нет.

– Что ж, вот на моем примере и выясним, – кивнул Фьор, надеясь, что его голос прозвучит достаточно легко и небрежно.

– Это вряд ли. Скорее всего, ты просто не доживешь до того, как к тебе вернется огонь, так что наш эксперимент не состоится, – сухо констатировал Сол. – Представление уже сегодня вечером. Если ты его провалишь, ты знаешь, чем это тебе грозит. Ты, конечно, можешь не верить в гончих, вражеские цирки и прочее, но в удаление-то ты веришь?

Фьор вздрогнул. Как можно не верить в то, что сам видел – и не раз?

А вот теперь удаление грозит ему самому.

И винить некого. Он сам себя подставил. Хуже того, он подставил весь цирк. Когда не может выступать один из них, на остальную труппу ложится повышенная нагрузка, и ее еще надо суметь вытянуть.

– Боишься? – спросил Сол.

– Да, – не стал притворяться фаерщик.

– Жалеешь?

Фьор на миг задумался. Вспомнил смешных обезьянок на распашонке и соску в кулачке.

– Нет.

Цирк удивил тем, что оказался куда бо́льшим, чем просто один шатер, в котором проходит представление.

Нет, разумеется, шатер тоже присутствовал: большой, в бело-фиолетовую полоску. Впрочем, белыми полоски были много лет назад, сейчас же это был скорее грязновато-серый цвет. На шестах, установленных вокруг шатра, трепетали темно-фиолетовые флаги с надписью «Цирк “Колизион”» витиеватыми буквами, в которых еще угадывались остатки позолоты.

Но одним только большим шатром дело не ограничилось – вокруг него раскинулся целый волшебный городок, а он возвышался над ним, словно средневековый замок над близлежащей деревенькой. Городок состоял из нескольких полосатых шатров поменьше. Из одного выходили счастливые детишки с разрисованными краской лицами… бабочки, цветы, загадочные узоры, мордочки зверей. Перед другим стояла очередь, и, когда полотняный полог пропускал очередного посетителя, можно было заметить зеленоватые тени и хрустальный шар гадалки. Что происходило в остальных, Кристина не догадывалась – и проверять не собиралась.

За малыми шатрами раскинулась целая ярмарка: красочные лотки, где продавали воздушные шарики, сахарную вату и какие-то дешевые яркие безделушки с логотипом цирка, и пестрые киоски, в которых предлагали поиграть в игры вроде метания колец или стрельбы по мишеням на призы – загадочных плюшевых животных, которые с равным успехом могли быть как медведями, так и зайцами. Между киосками ходили жонглеры, подкидывая в воздух яркие шарики, широко шагали на ходулях наряженные в пестрые костюмы циркачи и играла на аккордеоне, сидя на большом полосатом мяче, девушка в черно-белых полосатых штанах, фиолетовом пиджаке и черном цилиндре. Возле одной из палаток, залитой светом от немыслимого количества самых разных лампочек, собралась небольшая толпа, и детишки с восторгом наблюдали за тем, как сидящий за прилавком широкоплечий парень с татуировкой на бритой голове отсоединяет лампочки, на которые указывают зрители, и они продолжают светиться у него в руке.

Взлетали крашеные-перекрашеные качели-лодочки, воздух оглашался восторженным визгом. Натужно, со скрипом вращалось невысокое чертово колесо; по его ободу шли полосы разноцветных лампочек, которые перемигивались яркими цветами и отвлекали внимание от перегоревших – и от пятен ржавчины на ободе. А еще кружилась разноцветная карусель, и некогда яркие, а сейчас облупившиеся лошадки послушно возили счастливо слепых к этим признакам дряхлости детей. Откуда-то из-под крыши раздавалось: «Мы едем, едем, едем в далекие края»; веселая, казалось бы, мелодия звучала неожиданно мрачно и тревожно из-за того, что ее исполняли, да еще в намеренно замедленном темпе, на каком-то особенно скрипучем органе, из-за чего радостное «мы едем в далекие края» превращалось в мучительно-заунывную жалобу. А слышащиеся где-то фоном неземные ноты вотерфона вызывали противные мурашки по спине.

И все это яркое, разноцветное, шумящее и потрепанное многообразие буквально тонуло в толпе зрителей, заполнивших занятое цирком пространство до отказа. Куда ни кинь взгляд – очередь, куда ни взгляни – улыбки, теснота и толкотня. Казалось, здесь собрался весь город!

Кристина покосилась на брата. Обычно равнодушные глаза восторженно сияли и наверняка превращали старый, потрепанный цирк в сказочное место. Как и все остальные визжащие от счастья дети, Кирюша не замечал ни грязного полотна шатров, ни облупившейся краски, ни потрепанного оборудования, которые видела Кристина, бессознательно задавшаяся целью найти в этом цирке как можно больше недостатков.