Ответ на письмо Хельги - Бергсвейн Биргиссон

Некоторое время мы шли по ветру, и когда позади было уже больше половины фьорда, Йоустейн издал душераздирающий вопль. Затем, сидя на своей скамье, он уставился на меня и сказал растерянно:

— Мы забыли старуху!

Однако у нас не было возможности повернуть назад, потому что волны вздымались по оба борта. Мы сошлись на том, что Сигрид не хотела оставлять любимого мужа и с этой целью сделалась невидимой, ну, по крайней мере, в нашем сознании. Когда весной мы спросили Гистли, не ускользнуло ли это и от него тоже, он ответил, что никак не ожидал, что дождь и ветер с севера продержатся так долго. Настолько вежлив был Гистли, что, увидев наше волнение и спешку, когда мы поняли, что поднялся ветер, он не смог заставить себя остановить нас и напомнить, зачем мы пришли.

После этого печально известного путешествия, когда мы забыли тело, с севера дул небывало резкий и холодный ветер — просто чудовищный, и в течение нескольких месяцев невозможно было отправиться на север в лодке. В конце марта на нас лежало тяжёлое бремя, ведь мы забыли тело и при этом отвечали за его перевозку; этот вопрос был поднят на совете общины, и в конце концов нам выделили моторную лодку с корабельной шлюпкой и капитаном, который прибыл с юга, с Холмов. На этот раз мы отправились за благословенной Сигрид вчетвером: Йоустейн, Хёрт, Гюннар со Стадного Мыса и я; все мы входили в совет сельской общины. Мы бросили якорь в Бухте Хельги, которая значительно южнее Островного Мыса и надёжно защищена от волнения в океане. Мы шли на вёслах, четверо мужчин в длинном нижнем белье, в шерстяных носках до колена и в зимних шарфах. Высадившись на берег в Песчаной Бухте, мы ушли от побережья и направились к Островному Мысу. Погода была сносной, хотя, как я помню, мела метель, поэтому мы были рады возможности остановиться в рыбацкой хижине Гистли, чтобы смахнуть снег и восстановить силы перед тем, как продолжить путь вверх по склону, к ферме. Первым, что мы увидели, был гроб Сигрид. Хёрт спросил, не будет ли это невежливо, если мы проверим, лежит ли в гробу благословенная Сигрид, и принимая во внимание отсутствие запаха, показавшееся нам невероятным, кто-то сказал вслух, что она, возможно, хорошо сохранилась на северном холоде. Хёрт поднял крышку. Гроб был пуст.

«Не может быть, чтобы она стала призраком», — сказал Йоустейн и тяжело вздохнул — его хриплый голос всегда напоминал раздававшийся вдали крик на вересковой пустоши.

«Послушай, дружище!» — заговорил Гюннар со Стадного Мыса в привычной для себя манере и стал рассуждать о том, не мог ли Гистли найти место для погребения Сигрид — но вряд ли он похоронил бы её без гроба, если только он не положил тело в сугроб. Затем Хёрт предложил не тратить больше времени на созерцание гроба, поскольку мы пришли не за этим; нам нужно было вернуться до наступления темноты, и у нас было мало времени на тот случай, если бы пришлось копать землю и доставать тело. Как сказано в одном стихотворении: «День неохотно отдавал людям свой драгоценный свет»[33].

Я помню, что на Гистли была ослепительно белая рубашка; он тепло принял нас и угостил вкусным овсяным печеньем, которое испёк накануне. Разумеется, он видел вещие сны или каким-то образом чувствовал ещё до нашего прибытия, что нас следует ждать в гости. По моим представлениям, именно это и дало ему возможность подготовиться к нашему приходу. Всё говорит о том, что человек утратил соответствующие способности с распространением телефонных аппаратов; телефон убил естественные связи между людьми, а призраки и духи ушли, когда люди стали загрязнять воздух радиопередачами и разными радиоволнами. Жители отдалённых мысов, привычные к изоляции, более проницательны. Я читал, что некоторые африканские племена всё ещё сохраняют эти способности и знают о приходе людей и животных задолго до их появления.

Гистли благодарил нас снова и снова за то, что мы многим пожертвовали, чтобы вернуться, и разлил восхитительный кофе с тмином в чашки, расставленные на кухонном столе, накрытом скатертью. Первой темой обсуждения была погода — ну на редкость плохая. Затем перешли к состоянию ягнят, обсудили новости сельской жизни, поговорили о военной оккупации, о том, не было ли это бедствием для нации, и так далее. Похоже, всё кончится тем, что все мы снова станем арендаторами земли. Будем работать не на ховдингов, годи или епископов. Скорее на большие иностранные государства. Да, прямо как в Средние века. Лучше всего сразу перейти на пособие по безработице. Я так думаю. Да, боюсь, что так. Хм, скорее всего. Потом на кухне повисло молчание. Дул лёгкий ветер, и узкие полосы снега сползали вниз по замёрзшему холму гравия, возвышавшемуся над фермой.

Хёрт был немногословен: «Мы шли сюда пешком с побережья и немного передохнули в рыбацкой хижине. Видели там гроб, и ты знаешь, зачем мы пришли, поэтому нам любопытно узнать, может быть, ты уже похоронил покойную Сигрид, или, что ж, скажи, какое решение ты принял в сложившейся ситуации».

«Ох, — сказал старый Гистли, — сейчас я бы не… не сказал бы так… что я уже похоронил её». Он говорил медленно и то и дело вздыхал, и нелегко было доискаться до сути дела. Он объяснил нам, что у него был единственный выход — сделать всё, что было в его силах, и попытаться подготовить тело Сигрид к погребению. В его последующем рассказе прозвучало слово женского рода, которое было обычным на севере: «Я сделал для неё небольшое покрывало, обвязал тело верёвкой из пеньки и поставил его на стропила… э-э-э… в мясной хижине».

«В мясной хижине?!» Я невольно закричал и сразу пожалел об этом, поскольку старый Гистли смутился ещё больше и уставился в пол; в его голосе слышны были слёзы, когда он говорил, что ему неоткуда было ждать помощи, но у него, с другой стороны, было достаточно много прекрасного ароматного сена для окуривания тела, и он просто попытался спасти ситуацию таким образом.

Тогда Хёрт подошёл и обнял этого беспомощного старика, которого так легко было полюбить: «Дорогой мой, это то, что я называю выходом из ситуации! Какая гениальная идея!»

И пока все говорили с одобрением об этом решении Гистли — окуривать покойную Сигрид, — Хёрт вытащил из своего зимнего пальто бутылку рома и предложил нам немного выпить в память о покойнице.

Я хорошо помню, как будто это было вчера, как я был тронут, когда вошёл в коптильню и увидел, с каким тщанием всё сделал старый Гистли.

Помню, я подумал, что эта процедура могла бы стать особым исландским похоронным ритуалом, который совершался бы, когда люди оплакивают своих близких. Дым помог бы слезам. Хотя было бы трудно организовать окуривание тел в Рейкьявике. Тем не менее это могло бы стать своего рода изысканным ритуалом сельской местности. Но довольно об этом. Гистли соорудил вокруг Сигрид каркас и старался не затягивать верёвку из пеньки слишком туго, чтобы дым проходил сквозь неё. Он обрядил Сигрид в свободное платье из мешковины, которое тоже пропускало дым и одновременно прикрывало наготу. Гистли решил сконструировать клетку вместо носилок, чтобы ему было легче переворачивать тело на перекладине и дым обволакивал бы тело спереди и сзади.