Золушки нашего Двора - Лесса Каури

– Ты действительно похудела, Ники! Женщине твоего возраста следует тщательнее следить за своим здоровьем!

– Пресвятые тапочки, как я рада, Сатанис, что, несмотря на почтенные годы, ты сохранил ясность ума и точность формулировок!

Оба замолчали, разглядывая друг друга с выражением глаз пауков, посаженных в одну банку.

– Ну хорошо, – вздохнул Крейский архимагистр, – начнем еще раз! На Версейском плато, неподалеку от границы с Ласурией, давеча случился катаклизм – обрушение одной из гор в пустоты недр…

Он замолчал и выжидающе посмотрел на Ники.

– Ох уж эти подземные источники! – подала та реплику. – Размывают, понимаешь, карстовые породы, образуют каверны! Опасное дело, Твоя Мудрость, оказаться рядом с таким местом!

– Вот и я размышляю на досуге, какие силы могли сотворить подобное, кроме сил природы? – криво усмехнулся Сатанис.

– Никакие! – твердо ответила Ники. – Природа всегда разрушает то, что представляет для нее опасность! По всей видимости, то место стало слишком опасным… для всех!

Архимагистр подался вперед, разглядывая собеседницу. Казалось, еще немного – и он проткнет зеркало носом и вывалится прямо в Золотую башню.

– Ты в этом уверена, Никорин? – наконец спросил он. – Дурные места лучше не тревожить!

– Если дурные места не тревожат людей! – отрезала Ники. – Нам всем стоит беспокоиться, Сатанис… Нам всем!

Старик откинулся на спинку кресла. Темные пальцы тревожили почерневший от времени медальон в виде головы крейской кобры с раздутым капюшоном. Ники знала, что эта покрытая патиной «безделушка» с давно потускневшими зелеными глазами-камнями являлась одним из мощнейших артефактов Вечной ночи, которые даровали владельцу невиданную силу и нескончаемые годы. Для человека трехсотлетний старец прожил слишком долго… Для Сообщающегося Сосуда, каким была сама Ники, слишком мало!

– Ты в этом уверена? – повторил Сатанис. Смуглая до черноты кожа, темные пальцы, глаза цвета полуночи… Не человек – сумрак!

Ники кивнула, не отводя взгляда. Каждый из них перегрыз бы другому глотку и вырвал сердце за свою родину, но существовала опасность, перед которой меркла вражда двух государств. И Крейский архимагистр об этом знал.

– Не думай, что я чувствую благодарность к тебе, Никорин! – поморщился Сатанис.

– Никогда, – покачала головой та и потянулась, позволяя алой коже брючного костюма соблазнительно очертить фигуру. – Но я тешу себя надеждой, что смотреть на меня для тебя – удовольствие!

– Такую, как ты, усмирить – честь для любого мужчины, – усмехнулся собеседник, на мгновение становясь моложе и привлекательнее. – Твое счастье, Ники, что мне это уже не нужно!

– Это – твое счастье! – лукаво улыбнулась та. – До новых встреч, Сатанис! Добрых улыбок и теплых объятий Твоей Мудрости!

Архимагистр Крея молча прижал ладонь к сердцу в знак почтения.

Зеркало померкло.

– Умный ублюдок! – пробормотала Ники, прищурившись.

За много дней пути от нее Сатанис Крейский с раздражением спрятал ладони в рукава свободного одеяния и прошипел:

– Красивая сука!

* * *

Дрюня торжественно водрузил на стол в королевской гостиной пузатую бутыль.

– Достал, братец! Ароматная, десять лет выдержки!

– Не может быть! – король, чинно сидевший на диване с книгой в руках, рывком поднял тяжелое тулово. – Ласуровка? Настоящая?

– Самая настоящая!

– Где раздобыл? Я же запретил ее гнать аккурат во время войны!

– Так я тебе и скажу, – надулся шут. – С тебя станется и ту лавочку прикрыть! И вообще, ты мне должен золотой!

– За что? – изумился Редьярд, хлопая по карманам. Не найдя монеты, рванул золотую пуговицу с обшлага камзола, кинул Дрюне.

Тот ловко поймал, кивнув на бутылек.

– За нее, родимую! Давай-ка я смотаюсь на кухню, наберу подносик еды, и мы с тобой посидим, как в старые добрые времена… Кроме того, ты мне обещал рассказать кое-что!

– Помню, – помрачнел король. – Изюму возьми. Страсть как хочется пожевать, а до ужина еще далеко!

– Бегу, – улыбнулся Дрюня.

Но вернулся шут без улыбки, хотя и с подносом. Глядя в его расстроенное лицо, Редьярд сочувственно поинтересовался:

– Ярится твоя-то?

– Ярится, – вздохнул шут, накрывая на стол. – Расфырчалась, как Аркаешева кошка! Вещи свои из наших покоев забрала… Видать, к отцу вернуться намеревается.

– Кольцо не сняла? – уточнил король.

– Не сняла.

– Тогда не переживай. Ну хочешь, я с ней поговорю?

– Ты что? – побледнел Дрюня. – Даже не думай! Перепугаешь ее до смерти, дуру мою любимую!

Редьярд хмыкнул и сел за стол.

– Разливай, братец шут.

– Рассказывай, братец король, – в том же тоне отвечал тот, берясь за бутылку. – Договор дороже денег!

– С чего бы начать… Да хоть с дня, когда мы встретились с тобой в том трактире… Который «Какие-то кости»!

Дрюня кивнул, показывая, что слушает. Откупорил бутыль, ноздрей втянул кисловатый аромат, покинувший горлышко. Дал вдохнуть его величеству.

– Пресвятые тапочки! – закатил глаза тот. – Словно в прошлое вернулся!

– Я жду! – напомнил шут, наполняя стопки из драгобужского хрусталя и подавая собутыльнику огромный бутерброд, сооруженный из двух кусков серого хлеба, зелени, мощных ломтей ветчины и вареного мяса.

– Отец тогда лежал при смерти. Однако и в этом нашел выгоду старый хрыч, поскольку отказать умирающему родителю в просьбе жениться я никак не мог…

– За короля! – перебил его Дрюня, поднимая стопку.

– За короля! – согласился Редьярд.

За отца нынешнего венценосца выпили, не чокаясь.

– Я лишь ЕЕ видел рядом… ОНА заставила меня забыть обо всем, будто и не случалось в моей жизни никаких других баб! Но когда я предложил ЕЙ стать королевой, она отказалась…

– А как ее звали-то? – поинтересовался шут. – А то все ОНА да ОНА!

* * *

Ранней осенью над Узамором стоял туман, легкий, как одеяние призрака. Таким же туманом в необжитых пока покоях королевы повисла пауза. Легкая, ни к чему не обязывающая, но такая многозначительная!

– Винни, я умоляю тебя, – не выдержав молчания, заговорил высокий черноволосый мужчина, одетый в простой черный камзол с заткнутым за пояс охотничьим хлыстом. – Умоляю! Давай сбежим? Я найму пиратский корабль, в конце концов! Они ходят запретными течениями, королевский флот не сможет нас догнать! Мы покинем Тикрей ради того, чтобы быть вместе.

Ее величество вскинула руки в безмолвном жесте отчаяния. Кружева на обшлагах платья отогнулись, обнажая белые запястья королевы. Совершенные. Прекрасные.