Клим Первый, Драконоборец - Михаил Ахманов

Ни слова в ответ.

Сунув пистолет за пояс, Клим отступил к столу и изваянию Гервасия-драконоборца.

– Хочешь есть? Хлеба, молока, меда?

Прежнее молчание и упорный гипнотизирующий взгляд.

Клим опустился в кресло.

– Ну, если ты не голодна, садись и скажи, чего тебе надо.

Губы девочки не дрогнули. Она подплыла совсем близко, и теперь лишь стол отделял ее от Клима.

Дзиннь, дзиннь, дзиннь! – послышалось опять. Кажется, эти тревожные звуки шли от темного овального зеркала.

– Тебя кто-то обидел? Решила пожаловаться королю? Так я… – снова начал Клим, но в эту секунду девочка вскочила на стол, склонилась над ним и разинула рот.

Рот ее уже не казался маленьким, то была пасть от уха до уха, полная острых как шилья зубов. Смрадом могилы повеяло на Клима; повинуясь инстинкту, он схватил десантный нож, отбросил кресло, пригнулся и скользнул за край стола. Девочка, не закрывая страшной пасти, повернулась к нему лицом и вытянула тонкие ручки к статуе Гервасия. Теперь он разглядел на ее щеках бледные трупные пятна и след от веревки, что охватывал шею.

Холодное острое железо… – вспомнилось ему. Клим вытянул руку с ножом, и девочку будто сдуло со стола. Она по-прежнему не шла, а летела, медленно летела в темноту, растворялась в воздухе, не спуская глаз с Клима, и взгляд ее полнился тоской. Все дальше и дальше во мрак, куда-то за ложе с балдахином, в угол, куда не падали даже отблески света.

– Стой! – сказал он, и призрачное видение замерло. – Кажется мне, тебя и правда обидели. Клянусь, я расследую это дело и накажу виновных. Слово короля!

Бледный образ заколебался и растаял.

– Дзиннь! – прошелестело где-то сбоку. – Дзиннь, дзиннь, дзиннь! Ты, голубь сизый, поосторожнее с королевским словом. Рук не хватит наказать. Триста лет прошло, не дотянешься!

Клим, пытаясь успокоиться, глубоко втянул воздух и встал перед темным овальным зеркалом.

– А ты что за перец? Хватит звякать, вылезай!

Тьма разошлась, и он увидел собственное отражение. Впрочем, это был не нынешний Клим Скуратов, а тот, каким он станет очень не скоро – если, конечно, доживет до столь преклонного возраста. Но сходство было несомненным.

– Ну, вылез, – сказало отражение. – Что теперь?

– Теперь ответишь на пару вопросов, – молвил Клим, решив ничему не удивляться.

– А если не отвечу?

– Разобью. Сейчас открою дверь, возьму у часового алебарду и грохну по твоей стеклянной роже.

Старец в зеркале поморщился:

– Ну и манеры у тебя, сударь! Ладно, уговорил. Спрашивай!

– Ты зачем мне названивал?

– Так девчонка эта, неупокоенная душа… кхе, кхе… опасная тварь! Могла, знаешь ли, и укусить.

– Что с ней случилось?

– Что, что… Неприятность, какая бывает с симпатичными детишками… Гервасий-то этот был охоч до малолеток. Надругался, задушил, а труп велел замуровать в подвале. Там косточки и лежат, в стене за винными бочками.

Клим вздрогнул:

– Мерзость какая! А еще святой драконоборец!

– Драконоборец? Ну, это большой вопрос! Убитого им дракона никто не видел, только коготь с лапы. А драконы раз в сто лет линяют, когти сбрасывают и чешую. Ежели поискать, так что-то и найдется.

– Значит, драконы тут и правда есть, – задумчиво произнес Клим. – Драконы, гномы, орки и остальная нечисть, плюс вампиры и вурдалаки. Ну, с привидением я уже пообщался.

– И с гномом тоже, – сообщило отражение.

– Это когда же? Не видел я никаких гномов!

– А Црым, скоморох лопоухий? Кто он, по-твоему, такой?

Новость требовалось переварить, и Клим больше вопросов не задавал. Стоял он перед зеркалом, поглядывал то на статую поганца Гервасия, то в угол за ложем, где исчезло привидение, и думал о пустой казне и лукавых советниках, об эльфах, что в долг не дают, и расплодившихся драконах, об орках и гоблинах, что будут под городом недели через две или три. И еще думал о том, что воинство их пройдет по краям населенным, и станут те земли пустыней, заваленной трупами.

– Что молчишь, голубь мой? – напомнил о себе зеркальный старец. – Или вопросы кончились?

– Кончились, – сказал Клим. – Думаю вот, как обрисовать ситуацию. Чтобы, значит, кратко и емко.

– Тут и думать нечего, – с явной насмешкой промолвило отражение. – Попал ты, парень! Ох попал!

– Это верно. Как есть попаданец, – согласился Клим. Сбросил одежду, лег на шкуру полярного козла и смежил веки.

Снилось ему, будто идет он в сражение со всей своей командой. Командир, как положено, в середине строя; в трех метрах слева – старший сержант Каныгин с пулеметом, в трех метрах справа – связист Солопченко, а за ним – группа Ильинского. Сзади ухают минометы, в небесах вертушки кружат, а впереди – орда зубастых тварей, все в рогатых шлемах, с мечами да копьями. «Ну, падлы, сейчас вы у меня попляшете!» – подумал Клим, передернул затвор автомата и проснулся.

Купание он отменил, завтрак велел подавать в думную палату, она же – королевский кабинет. В опочивальне слуги приступили к уборке. Поедая жареную курицу и хлеб с медом, Клим посматривал в распахнутую дверь, наблюдал, как выносят надкроватный полог, шторы и неприличные гобелены. Затем пробежали служанки с тряпками, тазами и ведрами воды, потащили свернутую козлиную шкуру, а после раздался грохот – шестеро дюжих молодцов волокли из опочивальни статую Гервасия. Клим ткнул в нее куриной костью и позвал:

– Астрофель! Сир блюститель, ко мне!

– Я здесь, твое величество. – Блюститель очутился рядом, а при нем – Бака и Дога с королевскими одеждами.

– Гервасия в тронный зал не тащить, а вынести во двор к конюшням. Пусть расколотят в щебень и засыплют лужи. Камня в этой дуре предостаточно.

Астрофель онемел. Очнувшись, пал на колени, стукнулся лбом в пол и завопил тонким голосом:

– Как можно, государь! Это же предок династии! За что такая немилость к славному драконоборцу! К святому королю!

– Не святой он, а злодей и насильник, чему я имею верные свидетельства – можно сказать, из первых рук, – промолвил Клим. – Жертва его мне явилась этой ночью. Такая тоненькая девчушка в белом и с распущенными волосами. Ты ее, сир, не встречал? Не попадалась ли где в темном углу?

Блюститель выпучил глаза и затрясся.

– Что-то ты позеленевши… выходит, попадалась, – резюмировал Клим. – Так что статую на щебень, а вот шкуру козла выбрасывать не надо. Мягкая, теплая… Говоришь, дорогая?

– Очень, твое величество! И с чудесным свойством – ни блохи, ни вши в ней не заводятся. – Тощие щеки блюстителя опять порозовели – кажется, он пришел в себя. Склонился низко и спросил: – Какие будут еще повеления?