Мурчание котят - Анна Агатова

точно не Дукс, цукканов сын! Запер каждого из последних воинов по периметру Великого Леса, а его, Эрвина, и вовсе за грядой Срединных Альп. Горечь разлилась во рту — да, Эрвин был признан самым опасным. Как же, бунтовщик! Ну так взбунтуемся!

Дурная удаль ударила в голову, делая мир дрожащим и чуть туманным. И Эрвин выхватил бумажки из ячеек своих друзей, таких же «пожарных», и на кураже, не раздумывая долго, настрочил всем одинаковые послания, не мешкая, отправил с оставшимися голубями. А сам, предвкушая встречу, помчался в оранжерею собирать дозревший и не очень урожай, а потом — в кухню, готовить.

До следующего отчета три дня, и все три можно провести весело!

* * *

Самым первым отозвался, как ни странно, Матвей. Хотя ничего странного в этом не было — он жил дальше всех, на противоположном краю континента, и соблюдал неписаное правило, которое установил себе сам: всегда сообщать о своих визитах.

От него весточка пришла первой только потому, что он сначала выпустил своего голубя с короткой запиской, в которой значилось одно слово: «Лечу!», и только потом пошел собираться. А остальные друзья наверняка не стали тратить время на писульки, а сразу забросили походные сумки в гондолы и принялись запрягать драконов.

Правда, и голубя Матвея Эрвин увидел случайно, когда вышел в Лес за хмельной травой. В душе нарастало азартное предвкушение, от которого губы разъезжались в улыбке, зелень в Лесу пахла по особому, даже цветочки, которых раньше Эрвин не замечал, так качали своими головками, что хотелось обнять весь Лес и скакать с громкими криками.

Это чувство было знакомо — радость от скорой встречи! И потому стоило запастись хмельным соком впрок. Повеселятся, поговорят, да и на славную охоту отправятся на Полярный остров. Надо оторваться, надо погулять, надо зад надрать цуккану и всем его детям!

С такими боевыми мыслями Эрвин живо собирал хмельные травы — и лихоту, и балдер, и гровь, предвкушая радость встречи и веселье. И то, что за такими мыслями заметил голубя от друга, задрав голову вверх, к плетущейся ветви лихоты, было маленьким чудом. Внутренняя дрожь заставляла суетиться и нелепо спешить, ронять соцветия, пропускать плоды и не сдерживать неуместный смех. Мысли радостно и бессвязно скакали в голове, будто Эрвин уже напился хмельного сока. Но старая выучка никуда не делась — нужно приготовить оружие, сети, снаряжение для холодных широт, всё уложить в гондолу, а потом уж добавить хмельной силы в соки!

Весь день азарт, предчувствие охоты и возможности отвязаться по-крупному горячили кровь, заставляли плясать на месте от нетерпения и делать дневные дела с забывшейся энергией и жаждой действия.

К вечеру прилетели один за другим Джолли и Андр. Андр, из-за своего голоса предпочитавший больше слушать, как всегда, помалкивал, но балагурящий Джолли вполне справлялся за двоих, не прекращая сыпать вопросами и шутками. Хотя порадовать рот соком, а голову хмелем оба спешили одинаково и не стали отставать от хозяина, выпив махом по две кружки. И когда совсем перед закатом явился на своем ярко-зеленом драконе Тимон, пустые ёмкости от хмельных соков впечатляли количеством.

Не жалко, зато весело!

Джолли, не заметив Тимона, рассказывал:

— Братья-человеки! Как-то пошёл я на Лесную тропу, да встретил по пути другого охотника. Я у него спрашиваю: «Какие дикие звери тут водятся?», а тот надувается, словно здоровенная жаба!..

И Джолл раздул щеки, изображая важного толстого охотника. На его узком лице это смотрелось нелепо. Андр с каменным выражением потягивал из чаши, не так желая пить, как спрятать лицо, а вот Эрвин таки не сдержался и хмыкнул.

Заметив это, рассказчик сам не выдержал и засмеялся, сверкая белоснежными зубами — они ярко сияли на фоне его загорелой кожи. Потом качнул головой, будто сам себе не веря, и продолжил:

— Говорит так важно, глаза на меня пучит: «Само собой. Я в поселении первый Охотник, все тропы окрестного Леса знаю, как своё колено! Я тебя выведу…», ну я и пошел за ним. Тихо так, чтобы не спугнуть здорового зверя. А этот идёт впереди и всё на меня оборачивается удивлённо. Наверное, удивлённо. Кроме него, верно, никто по Лесу тихо ходить-то раньше не умел. Я иду, посмеиваюсь. А он раз — присел, как упал, рукой машет: тихо, вниз! Я не понял сначала, тоже присел. Сидим. Молчим.

Джолли хлебнул хмельного сока, сверкнув из-за края чаши тёмными глазами. Андр всё же не смог сдержаться — стал посмеиваться потихоньку. Он знал, что что-то будет и предусмотрительно поставил чашу на стол.

А Эрвин отвлёкся на Тимона — тот выглянул из-за входной перегородки, но движением кисти попросил молчать, чтобы не прерывать байку. И улыбался, застыв в ожидании — тоже знал, что ждёт впереди.

Джолли хмыкнул, сдерживая смех, отставил чашу и продолжил:

— Я его спрашиваю еле слышно — чего, мол, сидим? А он шепчет: «Тш! Тихо! Я тут в прошлом году видел здоровенного плотоядного червя чхло». Я так удивился и тоже шепчу: «Что? Привязанного?!»

Мы покатились от хохота, Джолли — первый. Тимон, посмеиваясь, наконец вошел в мою маленькую кухню, обнял каждого, поприветсвуя, похлопал по спине своей здоровой лапищей. А Джолли, самого младшего из нашего большого когда-то отряда, ткнул кулачищем в плечо.

— Ты всё болтаешь, Потные Зубы, — не скрывая удовольствия, припомнил самое дурацкое прозвище из всех, что давались нашему весельчаку.

Тот вскочил, как ужаленный лесной крапивой.

— Что?! — гнев исказил его черты, и он стал наступать, явно напрашиваясь на драку. Его движения мгновенно приобрели грацию хищники, став осторожными, крадущимися. Мы с Андром переглянулись, прижались к стенам и замерли. — Кого ты так назвал?!

— Так не солгал ведь. Вечно ты скалишь зубы! — также разъяряясь, набычился Тимон и боком, не сводя насторожённого взгляда с противника, мягкими, плавными шагами пошел вдоль изгибающейся кухонной стены, отступая от Джолли. Льдистые глаза сверкали задором, а рот подёргивался в усмешке.

Ещё несколько мягких движений обоих, рывок навстречу, и они сцепились, рухнули, покатились по полу, врезаясь в мебель и рыча.

Ещё пара мгновений, и Тимон, мощный и крупный, крепко приложил узкокостного и жилистого Джолли к полу. Широкий локоть пережал горло, и наш весельчак прохрипел, багровея лицом: «Твоя победа!».

Захват ослабел, поверженный хрипло передохнул и подал руку встающему победителю. Оба поднялись с пола, сцепив руки в единый кулак.

— Старый ты гибрид червя и рыбы, Тимон, я же так и не смог тебя победить. Ни разу за столько лет нашего знакомства!

Гигантская рука Тимона приобняла хрупкого на