Куриный бульон для души. Я решила – я смогу! 101 история о женщинах, для которых нет ничего невозможного - Эми Ньюмарк

Никто ни разу не позвонил, чтобы спросить, достаточно ли у меня продуктов, не нужно ли мне пополнить запас лекарств, не скучно ли мне одной. Мне стало обидно.

Я всегда заполняла благодарственные сертификаты для людей, которые делали пожертвования для зоопарка, и когда позвонил директор зоопарка и спросил, смогу ли я подготовить сто сертификатов, я отказала. Я плохо себя чувствую, объяснила я, и ему придется найти кого-то другого. Он был в шоке.

– Сделайте это ради животных, – стал настаивать он. Предложил завезти сертификаты ко мне домой, чтобы я их подписала, а потом забрать, когда они будут готовы. Он просто не мог поверить в то, что я сказала «нет».

Одна женщина из нашей церкви позвонила и спросила, может ли она оставить мне на неделю своего кота, пока она с семьей будет в Диснейленде. Я объяснила ей, что перенесла операцию на спине и не могу заботиться о ее коте.

– Но вы же всегда соглашались брать Флаффи! – возразила она. – Он же совершенно беспроблемный котик.

В действительности Флаффи был сплошной головной болью. Я брала его к себе дважды, когда она уезжала в отпуск. Весь дом был в кошачьей шерсти, Флаффи лазил по занавескам, обрывая их, и не всегда пользовался лотком для своих кошачьих дел. Я сказала хозяйке, что она наверняка найдет кого-то другого, готового позаботиться о Флаффи, но я больше не смогу это делать.

Потом мне позвонили из церкви – но не для того, чтобы узнать, как я себя чувствую, а чтобы спросить, когда я смогу снова вести занятия в воскресной школе. Я сказала, что им придется найти кого-то другого. Тогда последовал вопрос, остались ли у меня планы ведения уроков, и я сказала – нет, не осталось. Человек, который будет теперь вести занятия, наверняка захочет делать это по-своему, сказала я, и наверняка отлично справится с этой работой.

Люди говорят, что после операции на спине я стала другим человеком. Они правы. Пролежав месяц дома с болью в спине, я перестала быть «беспозвоночной».

Кто-то может сказать, что я стала «жесткой», но это не так. Я просто стала сильной. Я не стала меньше любить людей; я стала больше любить себя.

На самом деле людям нужна была не «я», а услуги, которые я им оказывала. Я позволяла им пользоваться мной, думая, что они будут любить меня, но, когда помощь понадобилась мне, никого рядом не оказалось.

Я больше не работаю волонтером. Провожу дни, занимаясь вещами, до которых раньше никогда не доходили руки. Хожу на курсы живописи. Гуляю в парке. Читаю книги.

Мне – человеку, который всю жизнь всем говорил «да», – трудно говорить «нет»; но я впервые в жизни чувствую себя сильной. Я не обязана изобретать оправдания, лгать или извиняться. «Нет» – это полное и законченное предложение.

Как-то раз я увидела на бампере машины наклейку со словами: «Я сожалею не столько о том, что сделала неправильно, сколько о том, что делала правильно для неправильных людей».

Говорить «нет» другим людям – значит говорить «да» самой себе.

Я чувствую себя такой свободной!

Я сидела, сложив руки на коленях, плотно сдвинув ноги, уставившись прямо перед собой на голую стену. Гнев, кипевший внутри меня, нельзя было прочесть по моему лицу – по крайней мере, так я надеялась. Я молча молилась, чтобы зазвонил телефон или чтобы мой начальник, Джим Пирсон, поторопился и закончил уже писать отчет, и я смогла набрать его на компьютере.

Мне было скучно до скрежета зубов, я просидела неподвижно, как статуя, битый час, дожидаясь непонятно чего и внутренне закипая. Но именно это велел мне делать мой начальник, когда не оставалось никакой срочной работы. Если я пыталась проявить какую-то инициативу, Джим обрывал меня: «Вы должны тихо сидеть за своим столом, как подобает леди, или ищите себе другую работу». Он так часто грозился уволить меня, что в конце дня, когда этого не происходило, я уже испытывала разочарование.

Никогда в жизни я не хотела быть секретарем или работать на такого омерзительного человека. Но, сколько себя помню, меня всячески толкали и подпихивали к этой роли, вынуждая брать все секретарские курсы, которые преподавали в школе. Моя мать, секретарь юриста, обожала свою работу. Она всегда говорила:

– Нет ничего плохого в том, чтобы быть секретарем! Это уважаемая профессия.

– Я знаю, мама, – отвечала я. – Просто не этим хочу заниматься. Я хочу быть музыкантом.

Однако мое увлечение музыкой никто не поддерживал. И в итоге я сдалась. Прямо перед своим девятнадцатым днем рождения получила секретарскую работу в крупной корпорации в Нью-Йорке.

Обеспечивать себя, конечно, приятно; но я не была счастлива. Моя работа была монотонной и неинтересной. Чтобы приглушить скуку, я часто меняла места работы, что позволяло мне усвоить многие новые навыки и оттачивать старые.

В одной компании я работала в финансовом отделе на первом в моей жизни персональном компьютере IBM. Через несколько месяцев после того, как я туда устроилась, в компании прошли массовые увольнения, и я приняла на себя обязанности финансового аналитика. Менеджер – единственный человек из «старой гвардии», не считая меня, – учил меня работать на компьютере. Это меня так увлекло, что, когда компьютер сломался, я, не дожидаясь мастера, вскрыла его, надеясь разобраться, как он устроен. Мне каким-то образом удалось починить его и снова собрать. Это был рискованный шаг, но оно того стоило. Когда начальник отказался официально назначить меня на должность и платить зарплату финансового аналитика, я решила уйти из той компании, добавив в свое резюме навык работы на компьютере.

Его-то и оценил мой нынешний босс Джим Пирсон, взяв меня личным секретарем в финансовый отдел химической корпорации в Коннектикуте. Но с первого же дня я от души возненавидела свою работу, а Джима Пирсона – и того пуще. Он был снисходительно-высокомерен и с огромным удовольствием оскорблял меня. Я чувствовала, что он не считает меня за человека. С его возмутительным поведением, которым он славился на всю компанию, мирились все, потому что Джим был незаменим. Я – нет.

Работа на Джима валила меня с ног – буквально. За полгода я успела израсходовать все свои предусмотренные договором больничные за целый год. Мой врач советовал мне бросить эту работу. Но из-за того, что я каждый день работала допоздна, мне трудно было договариваться о собеседованиях. Джима вполне устраивал мой уровень знаний компьютера, он не хотел, чтобы я совершенствовала их, и запрещал мне посещать курсы, которые проводила компания для сотрудников.

Перед тем как выйти из-за стола, я должна была спрашивать его разрешения. Он требовал, чтобы я сообщала ему о своем местонахождении поминутно. Хотя мне не нравилось сидеть «как подобает леди» и пялиться на голую стену, когда не было срочной работы, я делала это без единого слова жалобы. Но когда он потребовал, чтобы я обращалась к нему, каждый раз добавляя «сэр», мне захотелось чем-нибудь в него швырнуть.