Сын миллионера - Марта Ливингстон-Муди

если он не хочет брать денег, купи ему тоже маленького пони… Ах, вот еще что: не хотите позавтракать со мной? — воскликнул Реджинальд, вспомнив, что он голоден. — Я не хочу земляники.

— А я очень люблю ее, — скромно признался Джейми, не сводя глаз с ягод. — Только мне очень давно не доводилось ее есть…

— Так садись рядом со мной и ешь! Мама, вели, пожалуйста, принести еще жареных цыплят для Трейси!

— Я уже завтракал, — возразил Джим, — и не хочу цыплят. Я наелся колбасы.

— Знаешь ли, доктор Кемпер говорит, что весенние цыплята очень хороши и питательны, — уговаривал несговорчивого чистильщика Реджинальд, приводя, незаметно для самого себя, доводы своей матери.

— Мне не нужен доктор, который указывал бы мне, что я должен есть, когда голоден, — возразил Джим, вместе с Джейми следуя за миссис Лоренц в прихожую, куда она пригласила их знаком.

— Прошу вас немедленно уйти, — сказала она тихим голосом. — Я не сомневаюсь, что вы хорошие мальчики, но не могу допустить, чтобы Реджинальд волновался, и не хочу, чтобы вы приходили сюда.

— Будьте спокойны, мэм, — отрезал Джим, — мы сюда больше не придем. Но если ваш младенец опять упадет в воду, вы тоже не волнуйтесь.

В эту минуту на верхней площадке лестницы показался Реджинальд. Полагая, что мать отвела Джима в сторону только затем, чтобы увеличить его вознаграждение, он с минуту прождал в столовой, а затем бросился в переднюю и оттуда на лестницу. Увидев уходящих мальчиков, он вспыхнул от досады и принялся звать их назад.

Джим не обратил никакого внимания на его настойчивые крики. Оглянувшись через какое-то время, он увидел, что Реджинальд стоит на пороге и, весь красный от гнева, топает ногами.

Глава IX

Про бой часов и китайскую вазу

Заботы миссис Лоренц о счастье и здоровье сына достигли размеров, походивших на преследование. Она зорко следила за каждым его шагом, контролировала каждое его движение. Похоронив мужа, она пуще глаза берегла единственного наследника и с помощью всевозможных агентов, доктора и гувернантки руководила его воспитанием.

Жизнь мальчика походила на заведенный механизм: все дни были точно расписаны по часам и ничем не отличались один от другого. Немудрено, что ребенку до тошноты наскучило это невыносимое однообразие, и он зачастую отказывался подчиняться требованиям своих воспитателей, в особенности, когда бой часов возвещал о начале новых занятий.

Однажды в ненастную погоду Реджинальд в обычный час прогуливался вместе с учительницей по крытой стеклом веранде в южном флигеле. Уроки давались мальчику большей частью на французском языке и составлялись как можно легче и привлекательнее, чтобы не слишком утруждать маленького джентльмена. К концу урока он очень заинтересовался одной французской басней… и вдруг послышался бой часов, а вслед за тем и голос матери, напоминавшей, что пора принять лекарство и садиться в ванну.

— Знаете, мадемуазель, когда я вырасту, я никогда не буду делать того, что мне не нравится! — сказал мальчик, нехотя следуя за гувернанткой.

— Чего же вы не будете делать, сэр?

— Я не буду принимать ванны.

— Как можно, сэр! Тогда вы будете ходить грязным.

— А еще я не буду пить лекарства.

— Тогда вы умрете.

— И разобью все часы в доме!

— Тогда вы не будете знать, когда ложиться спать, когда обедать и когда заниматься.

— Я не желаю знать, в какой час что делать! Я буду поступать так, как мне нравится, и заставлю часы и всех других тоже делать то, что я хочу.

— Тогда вы будете нехорошим мальчиком, сэр, и ваша мама будет очень несчастной.

— О, мама и так несчастна, — ответил с живостью Реджинальд, — так что ничего не изменится!

— Значит, вы не хотите, чтобы она была хоть один день счастлива, сэр?

— Но как же мне это сделать? — спросил со вздохом Реджинальд.

— Просто всегда слушайтесь маму, сэр.

— А вы думаете, мне приятно принимать лекарство, когда я совершенно здоров, и бросать интересный урок, когда пробьют часы? И все это только для того, чтобы принимать по сотне ванн в день!

— Сэр!.. — заметила с укором гувернантка.

— Ну, хорошо, я хотел сказать: одну или две ванны, поправился Реджинальд, любивший говорить правду.

— Это делается ради вашей пользы и чтобы сделать вас лучше, чем вы есть, сэр.

— Разве я такой нехороший, мадемуазель?

— Нет, нет, это не так. Но все ожидают, что вы, как богатый мальчик, сделаетесь еще лучше.

— Тогда я не хочу быть богатым, мадемуазель. Бедные мальчики, наверное, живут лучше меня.

— Да вы же совсем не знаете, сэр, как живут бедные мальчики!

— Почему вы так думаете? Я знаю мальчика слепого торговца — он целый день стоит на углу с маленькой собачкой, мы часто видим его, когда едем мимо. Я знаю сына шарманщика — он всегда собирает медные деньги в чашку. Еще я знаю маленького сына нашего кучера, он часто делает пирожки из песка в нашем саду.

— И вы хотели бы быть таким же, сэр?

— Не знаю. Но мне хочется выйти на улицу и ходить в школу, как делают другие мальчики.

— Но ведь там вы непременно заразитесь какой-нибудь болезнью, сэр! — в ужасе воскликнула гувернантка.

— Ну и что? Ведь я же принимаю столько лекарств! Разве они не вылечат меня? А еще эти ванны!

В эту минуту в комнату вошла опрятно одетая женщина с небольшой корзинкой в руках и, низко поклонившись мальчику и гувернантке, остановилась у порога.

— Ах, вот и миссис Дове! Вы пришли сметать пыль с наших вещей? — обрадовался Реджинальд и попросил гувернантку: — Пойдемте смотреть, мадемуазель, тогда мне не придется сейчас принимать эту несносную ванну…

Реджинальду всегда доставляло большое удовольствие наблюдать, с каким старанием миссис Дове исполняла свою работу, как она открывала серванты, шкафы и стеклянные витрины и вынимала оттуда разные драгоценности и редкости. За уборкой всегда надзирала гувернантка, она же выдавала ключи к шкафам и по окончании работы принимала их обратно.

Реджинальд сидел у стола, подперев подбородок ладонью, и молча следил за кропотливой работой прилежной женщины. Рядом с ним находилась большая витрина с коллекцией редчайших китайских ваз, одна из которых особенно выделялась своей необычайной красотой. Тщательно и осторожно вытерев пыль с вазы, женщина положила ее обратно в подбитый атласом футляр и, поставив на стол, принялась за другие вещи.

Мальчик засмотрелся на прекрасное произведение искусства, и внезапно у него мелькнула мысль, что его жизнь походит на эту вазу. Недолго думая, он подошел к столу и взял вазу в руки.

Мадемуазель Кларет, увидев драгоценную вазу в руках своего неосторожного