Грани обмана - Нинель Мягкова

тем не менее продолжала что-то бубнить из-под подушки.

Когда меня так застукали первый раз, спину прошиб холодный пот. «Ну все, — подумалось мне, — приехали».

Старшая сестра, Линди, мило улыбнулась, извинилась в сто десятый раз и закрыла за собой дверь.

Она ничего не услышала!

Мейсы Мэйми были не из тех тактичных людей, которые сделают вид, что ничего не заметили, из вежливости. Нет, понятие личного пространство для них не существовало вообще. Если бы соседка уловила хоть отголосок мужского баса, она бы не слезла с меня, пока не выяснила всю подноготную. Еще и начальницу бы привела для обыска.

Но нет — до нее не донеслось ни звука.

Потому теперь я спокойно, краем уха прислушиваясь к передвижениям в коридоре, вникала в тонкости медитаций и сплетений энергетических каналов.

Ближе к осени я поняла, что мне нужна настоящая тетрадь. Техник и хитростей скопилось так много, что я периодически в них путалась, и забывала последовательность.

На блокнот я копила три месяца, и приобрела его в той самой красивой лавке, когда с неба посыпался первый снег. Обувь зимнюю я себе так и не купила, но честно сказать, я и не собиралась выходить из дома надолго. Мне вполне хватало активных тренировок с ведром в помещении.

Теперь я чувствовала себя настоящей подпольщицей.

В пятой книге наконец-то появились практические задания, и каждую минуту, намывая полы, я тренировалась то в концентрации энергии, то в визуализации заклинаний.

Правда, ничего не выходило.

Глава 5

Я не отчаивалась.

Ведь в «Теории магии», первом томе, прямо говорилось: дар подобен мышцам в теле. Если его неустанно тренировать, то он развивается, а если игнорировать — зачахнет.

И раз книги посчитали, что во мне есть искры чего-то воздушного — кто я такая, чтобы спорить?

К тому же, регулярные занятия умственным трудом помогали мне не сойти с ума.

Прошло уже полгода, как я попала сюда.

Тоска по родным, оставшимся по ту сторону, то ослабевала, то накатывала с новой силой. Хорошо, конечно, что родители не останутся одни — старшая сестра и брат о них позаботятся. Но утрата младшей дочери, должно быть, сильно по всем ним ударила.

Вот бы подать весточку, самую маленькую… да записку хоть передать, что я жива и в порядке!

В частности, потому я так яростно штудировала учебники. Надеялась отыскать там сведения о других мирах, а если уж не найду в тех томах, что пылились на чердаке — набраться побольше знаний, отполировать языковые навыки и двинуть в столицу. Там наверняка есть более обширные библиотеки.

Если они, конечно, вообще сохранились, учитывая как тут обращаются со старыми книгами.

Но задумываться о самом худшем варианте я себе не позволяла.

Если ничего не обнаружится в столице, ничего страшного! Поедем по деревням. Обычно как раз в глухомани старушки хранят древние манускрипты, доставшиеся от прабабушек.

Однако для всех этих грандиозных планов мне нужны были деньги, сведения о мире и навыки выживания в местном социуме. Которых — всех трех пунктов — на данный момент было чуть больше, чем ноль.

Теперь, когда речь я понимала чуть лучше, процесс мытья полов стал строго разграничен по времени и местоположению.

По утрам я намывала коридоры рядом с теми классами, где занимались средние группы. Вышивка и пение меня интересовали мало, а вот домоводство оказалось на удивление продуктивным. Актуальные цены на продукты, способы найма персонала, на что обращать внимание — и соответственно, что именно должна продемонстрировать, скажем, горничная, чтобы ее наняли. Мало ли в каком качестве мне придется подаваться в столицу. Деньги, они имеют свойство заканчиваться. А девочка на побегушках — это все-таки не поломойка.

Колени у меня уже сдавали, несмотря на то, что я наматывала полосы ткани в качестве импровизированных бинтов. Руки тоже постепенно теряли былую гибкость. Швабра спасала далеко не всегда, и тряпку все равно периодически приходилось отжимать вручную. Кожа на ладонях трескалась, масло уже не помогало. Я отчетливо понимала, что еще немного — и повреждения перейдут в разряд хронических, и тогда о любых фокусах, связанных с ловкостью пальцев, придется забыть.

По вечерам, закрывшись в комнате, я иногда вспоминала простейшие трюки, но сама замечала, что получаются они все хуже. Сказывалось отсутствие практики и тяжелый ежедневный труд.

Нужно было как-то выбираться из этой рутины, но как? В голову ничего не шло. Проситься, чтобы меня перевели на другие работы, рискованно. Я сама у себя слышала акцент, другие точно его уловят запросто и начнут задавать неудобные вопросы.

Да и какие другие работы могут предложить туповатой дурочке? В курятник я не хочу, мыть полы в других флигелях — не велика разница, где именно. Все остальные должности — нужно либо соображать, либо разговаривать. А желательно и то, и другое.

Сама себя загнала в ловушку тщательно создаваемой репутацией. Не хотела привлекать внимания, а в итоге превратилась в тень, никем не замечаемую и никому не нужную. Разве что если я вдруг не выйду на работу и перестану намывать до блеска центральный корпус, это заметят точно и тут же меня выгонят.

Несколько не тот результат, на который я рассчитываю.

Неудивительно, что на фоне моих раздумий и насущных проблем первое заклинание, которое у меня получилось — «воздушные перчатки». Тонкая прослойка воздуха между моей кожей и жесткой тканью, настолько тонкая, что я не сразу заметила эффект. Лишь когда тряпка влажно шлепнулась на пол, а я уставилась на абсолютно сухие руки, до меня дошло.

— Получилось! — прошептала я едва слышно. На местном наречии.

Очень хотелось похвастаться, но некому было. Так что я вечером тихо, едва слышным шепотом, чувствуя как крыша едет от одиночества, поведала о достижении учебнику. И тут же принялась разучивать новое заклинание — левитации.

Если верить той же «Теории магии», у магов воздуха она всегда получается лучше, чем у прочих.

Уборка отныне превратилась в обучающее развлечение. Сплошная тренировка с утра до вечера. Главное, чтобы меня не застукали. Так что после левитации я спешно научилась ставить ловушки. Тонкие, незаметные нити из уплотненного воздуха, которые рвались со слышным только мне пронзительным звоном, стоило кому-то их миновать. Я развешивала их на этаже, чтобы меня не застали врасплох, и с облегчением выпрямлялась.

Больше не было необходимости корячиться на четвереньках с тряпкой: повинуясь моей воле, жесткая мешковина сама выжималась в ведре и ползала по полу, как гигантская гусеница, оставляя влажный след. Моей