Коварный камень изумруд - Владимир Дегтярев

Сержант Малозёмов выпучил глаза, заревел быком раненым:

— Кому говорю — выручай!

— Деньги есть? — спросил тогда майор Бусыгин.

— К вечерней смене принесу, сколько надо? — быстро спросил Малозёмов.

Дурак дураком, а про деньги понимает.

— Сейчас, с собой, деньги есть? — загрубив голос, прошипел майор.

Малозёмов порылся в нутряном кармане мундира и вынул кошель. В кошеле прозвенело. Майор Булыгин взял кошель и перевернул над столом. По столу прокатились пять гривенников серебром, медь в алтынах, да беззвучно легли на драное сукно стола две ассигнации по пять рублей.

Майор сгрёб деньги себе в боковой карман кителя, поднял злое лицо на сержанта Малозёмова. Денег оказалось мало для того, чтобы на пару дней прикрыть тупого сержантика от похода в далёкие степи. А больше с него никак не содрать. Скотина безденежная! И до вечера ждать нельзя. Этот заскрёбыш добежит до своего дядьки-камердинера, ибо бежать ему некуда, и про майоров взяточный запрос обязательно сообщит. И майор Булыгин от того камердинера может запросто потопать в те же киргиз-кайсацкие степи. Вторым простым солдатом. Брать деньги надо прямо сейчас!

— Ты, лешак окаянный, не допёр ещё, что делать? — зло вопросил майор.

— Не допёр, — глядя в лицо командира, просипел Малозёмов, винтом стаскивая с пальца на левой руке золотой перстень. Перстень упал на стол и скатился майору на колени.

Майор Булыгин выдвинул ящик стола, сунул туда перстень, а обратно вынувши руку с хлеборезным ножом, резко махнул ею возле лица проштрафившегося сержантика. Сержант Малозёмов ойкнул и схватился рукой за левую щеку. Отнял руку, глянул. С руки капала кровь. Кровь сочилась и по шее, это хорошо чуялось.

Малозёмов ухватился за рукоять своей сабли.

— Ну, ну, — подстегнул его майор Булыгин, — давай, дурак, руби командира.

Малозёмов саблю всё же вынул. И той саблей, помогаючи себе левой рукой, порвал золотую цепь нательного литого золотого же креста. Фунт золота весил крест, да и цепь не меньше. И цепь, и крест скрылись в майоровом ящике. Ящик стола с треском задвинулся.

— Сейчас выскакивай из помещения и ори, что на тебя в драке напал поручик Егоров. А выскочишь из кордегардии, хватай извозчика и мчи что есть духу к дядьке своему, камергеру, в зубовский дворец. Он дальше сам поймёт, что с тобой делать.

Малозёмов не пряча сабли, ринулся к двери.

— Саблю спрячь, балда! — крикнул вслед майор Булыгин. — Нешто можно с обнажённым оружием мимо дворцового караула? Стой, стой! Опосля дядьки своего, опять шилом, несись на квартиру к поручику Егорову. Пошуми там, поори, поколоти его, но смотри — ни ножа, ни сабли не вытаскивай. Ибо тогда точно окажешься в арестантских ротах!

* * *

Камердинер зубовского дворца, Семён Провыч Малозёмов молчал, пока племянник его, так счастливо доведённый им до сержантского звания и пристроенный во дворцовую службу, рассказывал, поминутно всхлипывая, как его долго и упорно резал сослуживец, поручик Егоров.

Царапина на левой щеке племянника сильно свидетельствовала, что никакой резни не случилось, а царапина поставлена нарочно. Баба какая полоснула ночью ногтем, или гвоздём по пьянке оцарапался, дурак. И уж совсем бестолочь, если обвиняет своего сослуживца Егорова в том, что из-за его, мол, интриги, поменял свою фельдъегерскую поездку в Сибирь на поездку в благословенные и тёплые немецкие земли. И всего за двадцать пять рублей карточного долгу. А ведь мог бы после этого случая каждый раз ездить к немцам. И зарабатывать бы стал самостоятельно, а не сидеть болваном на шее у дядьки, выпрашивая каждый вечер по три рубля «погулять». Три рубля корова стоит. Это знать надо!

У камердинера Семёна Провыча, по нынешним делам в Империи, вся надёжа была на служебный рост племянника, на его женитьбу на добром капитале и на весомом в столице человеке. В смысле — на дочери весомого человека. Дабы всегда можно защиту найти. Так что спасать парня надобно. В нём, в нём теперь осталась вся надёжа. А нынешнее его звание «камердинер», это простая фикция, колебание воздуха. Он сегодня есть, а завтра — нету.

— Иди умойся да потом сходи к зубовской экономке, ну, к Варваре. Её девки тебе шрам-то залижут да замажут. А я пока померекаю, что можно сегодня же к вечеру, к явлению нашего хозяина, у царицы порешить по твоему делу. Иди, иди… Савва Федотыч…

Сержант Малозёмов хмыкнул и вышел. Никак не уймёт дядька свой разбойный говор. Так и помрёт ненайденным вором. Отец сержанта Малозёмова, Федот Провыч Малозёмов, ныне покойный, происходил из купцов, поднятых Петром Первым буквально от сохи, по завоеванию царём балтийского побережья. Да купцом тот Федот только числился. Они с братом Семёном, с тем, что ныне камердинер Платона Зубова, много чего натворили в Курляндии да в Лифляндии, пользуясь тем, что прибалтийцы никак не желали жить одной деревней за одной оградой, как русские. Им, прибалтийцам, что ты, хотелось жить по хуторам, чтобы каждому жителю своего соседа не слышать и не видеть. От такого фактуса кому благодать? Конечно, ворам!

Не одну богатую мызу растрепали по камешку лихие братья, купчишки третьей гильдии Малозёмовы, потихоньку торговавшие награбленным имуществом в бестолково строящемся городе Санкт-Петербурге. Торговали всем — мебелью, платьем балтийского покроя, серебряными столовыми приборами, нарочно смешанными в разные кучи… Опять же, торговали лодками, парусами, скотиной — от коней до курей… Хорошо жили, справно…

Да вот только отца сержанта Малозёмова, Федота Провыча, при одном налёте на курляндском побережье застрелил какой-то сволочной хозяин сволочной мызы. Живого человека — взял и застрелил! И тут, конечно, разом кончилась купецкая, но воровская малозёмовская торговля.

* * *

Закрашивать порез сержант Малозёмов не пошёл. Прокрался в комнату своего дядьки, вытащил из известного ему тайника горсть серебра и чёрным ходом рванул на тёмную, окраинную улицу столичного града. Свистнул извозчика и покатил в кабак, где обычно засиживались до ночи злые, крепкие мужики непонятного разбора.

* * *

Поручик Егоров сидел дома, в квартирке, что снимал в непрезентабельном строении в глуби Васильевского острова. До обеда он писал положенный отчёт о взятии под стражу и доставлении в Санкт-Петербург государственного преступника, а потом, в обед, поевши хозяйкиной пригорелой каши, оставшейся, видать, с вечера, решил вздремнуть. Только лёг — на тебе, стучат в дверь.

Квартирка поручика располагалась под самой крышей, голова в потолок упиралась, если выпрямиться. Он пошёл открывать, только отодвинул засовчик на двери, как его толкнули внутрь. Ворвались три молодца, а впереди них — сержант Малозёмов. Пьяный, щека располосована. Малозёмов сразу заорал:

— Вот этот гад, ребяты! Убийца верный!

Те трое, что заскочили в комнату с сержантом Малозёмовым, даже орать не стали, а стали поручика пребольно молотить пудовыми кулаками, стараясь лицо ему не задевать. Единственный табурет, что имелся в комнате, поручик использовал сразу, и сразу на два кулака стало меньше. Утянулся оглушенный молодец в коридор. Потом Егоров дотянулся до пояса, где сабля. А там, где сабля, там и пистолеты. Кабацкие дуболомы, нанятые сержантом Малозёмовым, про пистолеты, видать, с ним не договаривались. И тут же затопали по коридору к чёрной лестнице. А Малозёмов всё ещё торчал в двери и орал: