Распознавание образов - Уильям Гибсон

– Не очень приятный тип.

Кейс решает воспользоваться случаем и поработать стиль-разведчиком на выезде, как она это называет. Ей не впервой высаживаться в трущобных районах типа Дог-тауна, где был изобретен скейтборд, чтобы разнюхать, не вызревает ли там что-нибудь новое. В таком деле главное не ошибиться со следующим вопросом. Именно так она вышла на легендарного мексиканца, который впервые надел бейсболку задом наперед: правильно выбрала следующий вопрос. Вот такая она крутая.

– А на что похожи эти «Зи-Экс 81»?

Войтек останавливается, роется в сумке и извлекает на свет невзрачный потрепанный прямоугольник черного пластика, размером с видеокассету, к которому сверху привинчена маленькая клавиатура – на манер того, как в дешевых мотелях привинчивают к тумбочке телевизионный пульт, чтобы не украли жильцы.

– Это что, компьютер?

– Один килобайт памяти!

– Всего-то?

Они уже дошли до улицы с названием Вестборн-гроув; дорогие магазинчики попадаются чаще. Впереди, на перекрестке с Портобелло, бурлит ярмарочная толпа.

– А какая от них польза?

– О, это очень сложно.

– Сколько же их у тебя?

– Много, очень много.

– И зачем они тебе нужны?

– Важная веха в истории персональных компьютеров, – отвечает он серьезно. – И в истории Великобритании. Причина, почему здесь так много программисты.

– Да? И почему же?

Вместо ответа Войтек извиняется и ныряет в переулок, где рабочие разгружают помятый фургон. Короткий обмен фразами с крупной женщиной в бирюзовом плаще. Он возвращается, засовывая в сумку еще два черных прямоугольника.

Они идут дальше. Войтек рассказывает про английского изобретателя Синклера, который был гением в одних вещах и полным профаном в других. Он предугадал потребность в дешевых персональных компьютерах, но почему-то решил, что люди будут в первую очередь использовать их для изучения программных языков. Стоимость «Зи-Экс 81», известного в Америке, как «Таймекс 1000», не превышала тогдашнего эквивалента ста долларов, однако все команды надо было вводить при помощи дурацкой мотельной клавиатуры. Это определило недолгую рыночную жизнь продукта, а также, по мнению Войтека, привело к увеличению процента хороших программистов в Англии. Необходимость вручную кодировать каждый шаг приучила их к определенному складу мысли.

– Как хакеры в Болгарии, – приводит он не совсем понятное сравнение.

– В Америке тоже продавали «Таймексы», – замечает Кейс. – Почему же у нас нет хороших программистов?

– У вас тоже есть программисты, но Америка все по-другому. Америка захотела игровая приставка, «Нинтендо». А «Нинтендо» не может воспитать программиста. Потом еще другая причина. Компьютер привезли в Америку, самая первая партия. А модуль расширения памяти опоздал на три месяца. Люди купили продукт, принесли домой. А он совсем ничего не может. Катастрофа!

Кейс думает, что люди везде одинаковые. В Англии они хотели «Нинтендо» не меньше, чем в Америке, – и, разумеется, получили то, что хотели. Так что если теория Войтека верна, то грядущее поколение английских программистов будет являть собою печальное зрелище.

– Я хочу кофе, – заявляет она.

Войтек кивает и ведет ее по одряхлевшей галерее на углу Портобелло и Вестборн-гроув – мимо русских лоточников, торгующих старыми часами, потом вниз по ступенькам, в тесное подвальное кафе, и угощает так называемым белым кофе. Этот напиток Кейс помнит по первым детским визитам в зазеркалье, когда здесь еще не было «Старбакса». Слабый кофейный раствор, круто заправленный сгущенкой и тяжелым сахаром. Она пьет и вспоминает отца, их первый поход в лондонский зоопарк. Тогда ей было десять лет.

Они с Войтеком сидят на раскладных деревянных стульях, которые стояли здесь, наверное, еще до войны, и осторожно прихлебывают обжигающий белый кофе.

И тут Кейс замечает Мишлена – рядом с кассой, буквально в пяти метрах от нее. Белый полуметровый опарыш, насаженный на палочку. Внутри, судя по всему, электрическая подсветка. «Мишлен» – это торговый знак, который впервые вызвал у нее болезненную реакцию – в возрасте шести лет.

– Он получил утку в лицо на скорости двести пятьдесят узлов, – тихонько произносит она.

Войтек смотрит на нее и озадаченно моргает:

– Что?

– Не обращай внимания.

Это ее заклинание.

Один из друзей отца, летчик, когда Кейс была еще ребенком, рассказал историю про своего коллегу, который взлетел из аэропорта Сиу-Сити и столкнулся с уткой, набирая высоту. Лобовое стекло разбилось, в кабину ворвался ветер. Самолет каким-то чудом сумел приземлиться. Пилот остался в живых и даже вернулся к полетам, но в его левом глазу навсегда застряли микроскопические осколки стекла. История буквально заворожила Кейс, и позднее она обнаружила, что даже самых страшных рекламных чудовищ можно нейтрализовать, если при их появлении произнести эту волшебную фразу.

– Это как вербальный тик, – поясняет она.

– Тик?

– Ну, трудно объяснить...

Кейс оглядывается по сторонам. У стены раскинута небольшая палатка, торгующая викторианскими хирургическими инструментами. Продавец – древний старик с высоким пятнистым лбом, с белыми бровями, которые кажутся грязными. Его голова по-птичьи упрятана в плечи. Он стоит за прилавком, который со всех сторон забран стеклом. Внутри сверкают необычные предметы. Некоторые из них лежат в открытых футлярах, обшитых выцветшим бархатом. Кейс хватается за этот предлог, чтобы как-то вырулить из разговора про утку. Взяв чашку с кофе, она встает, пересекает посыпанный опилками коридор и подходит к прилавку.

– Что это такое? – Она показывает на первую попавшуюся коробку.

Продавец смотрит на нее, потом на коробку, потом снова на нее.

– Набор для трепанации черепа работы Еванса Лондонского, сделанный в 1780 году, в оригинальном футляре из акульей кожи.

– А вот это?

– Французский набор с лучковой дрелью для удаления камней из почек. Начало девятнадцатого века, мастер Гранжере. Футляр красного дерева, с бронзовыми заклепками.

Глубоко посаженные воспаленные глазки ощупывают Кейс, словно прикидывая, не пройтись ли по ней хитроумным изделием мастера Гранжере, которое в разобранном виде блестит в углублениях побитого молью бархата.

– Спасибо, – благодарит Кейс, коря себя за неудачный выбор отвлекающего предлога.

Повернувшись к Войтеку, она машет рукой:

– Пойдем на воздух.

Тот обрадованно встает, поправляет сумку на плече и следует за ней к выходу.

К этому часу на улице полно народу. Любители старины и просто туристы – в основном соотечественники Кейс либо японцы. Толпа, как на стадионе во время концерта. Люди лениво ползут вдоль Портобелло в обоих направлениях, прямо по проезжей части, а тротуары заняты пестрыми лотками мелких торговцев. Тучи разошлись, солнце сияет в полную силу. У Кейс кружится голова – от яркого света, медлительной толпы и внутренней суматохи, вызванной прибытием отставшей души.