Кошачье счастье - Светлана Алексеевна Кузнецова

видимо, полвека назад или около того — являлся «не абы кем!», а «самим!» чиновником от искусства. Правда, важно надуться при этих словах у кота не получилось: слишком непрезентабельный вид тот имел. Просиживал зад за казенную зарплату, вернее, «заседал!», Иннокентий «не абы где!», а в комиссии по цензуре, где бдительно отсматривал километры кинопленки на предмет всякого рода «похабщины» и прочего разного, противоречащего курсу партии.

— И пропускали ведь иной раз такое, отчего у меня волосы на голове вставали дыбом! Я бы за такое… эм… в лагеря сажал! А они пропускали-И!!! — хныкал Иннокентий и продолжал рассказывать. Причем искренне не понимая, чего такого он говорит не так, почему Фил косится на него все более зло, да и Максим — тоже.

Максиму все сильнее хотелось взять кота за шкирку и вышвырнуть в окно. Однако где-то внутри зрело осознание неверности такого поступка. Он не знал, что будет с Иннокентием в будущих жизнях. А если он родится не котом, а снова человеком?

Не хотелось Максиму до зубовного скрежета, чтобы рядом ходило эдакое дерьмо в человеческом обличие. Иннокентий же снова полезет в чиновники, а там… уже завелось немало кадров, борющихся за нравственность (в их моралеблядском понимании данного слова) ни в чем неповинных совершеннолетних людей. На фиг! Максим точно не желал, чтобы какая-нибудь дрянь, к примеру, каблуки отменяла с мини-юбками или начала запрещать книги. Любые! Хоть философско-политического свойства, хоть любовные и прочие романы. Пусть кто другой с ним дело имеет: мироздание и не таких переваривало.

Придя к подобному выводу, Максим все же взял Иннокентия за шкирку, оттащил к своему стационарному компу и нашел в поисковике первый попавшийся литературный портал. Пусть минусит: сетераторы привычные.

— Пойдем курить, — бросил он Филу и ушел на кухню.

За неимением сигарет пришлось пить чай.

— Вот скажи мне, Фил, — постепенно успокаиваясь, сказал Максим. — Как это чмо пролезло в коты? Хочешь сказать, оно доросло спрыгнуть с колеса перерождений? Да таких изничтожать надо!

Фил доел колбасу — не предлагать же ему чай, а молоко взрослым котам противопоказано — и положил мягкую лапу с убранными когтями на руку Максиму.

— А кто тебе сказал, что с колеса могут сойти лишь лучшие?

— Но… — Максим опешил от таких слов. Он полагал это само собой разумеющимся.

— С него могут сойти готовые, про плохо-хорошо, как доброе-злое и прочее в духе, речи не ведется. Данное существо совершенно в своей мерзости, а значит, способно стать чем-то большим, уже непривязанным только к нашей планете.

Максим скривился.

— Ты про нравственные ориентиры слышал? — поинтересовался Фил. — Так вот, если есть эталон положительного поведения, то должен существовать и отрицательного. И не факт, что именно первый более важен. Твоя соседка — семилетняя Леночка — конечно, кочет быть умницей-красавицей, как Эмма Уотсон. Но! Не быть, как злая бабка Нюра, для нее важнее.

— Фил, ты философ, — сказал Максим, вздохнул, а потом, что-то разбилось в комнате родителей.

Оказалось, наставив минусов сетераторам, Иннокентий уловил чутким ухом «похабщину», слушаемую Викингом, сунулся к нему дабы высказать авторитетное мнение и… отхватил не только по морде, но и по всему телу. При этом свою «мечту» еще более облезлый Иннокентий исполнил, и Максим наконец-то вышвырнул его вон (не в окно, на лестничную клетку, но хоть так избавился).

…Гром в виде звонка в дверь грянул часа через три. Максим аккурат прилаживал шапочку из фольги на голову котенку, мечтавшему о карьере модели. Котенок приоткрывал рот, высовывая розовый язычок, и обещал стать звездой интернета, невзирая на более чем непрезентабельную пегую внешность.

— Вообще-то, родители без звонка не приехали бы… — пробормотал Максим и пошел открывать, как был: с телефоном в руке и в одних закатанных до коленей джинсах.

— Срамота! — «поприветствовала» его соседка бабка Нюра — тот самый образчик гадкого поведения для Леночки семи лет.

Участковый хотя бы представился.

— СмотритЯ! — заорала бабка, указывая в сторону ванной: — Ай, чаго деется-тО!

Футболку Максим снял, основательно заляпав кетчупом и красной краской. И валялась она возле ванной в корзине для белья.

— Я ж говорила: сатанист! Нехристь поганЫй! — и как только старушка в очках с толстыми линзами смогла углядеть футболку — загадка. Впрочем, может, просто так ляпнула, с нее сталось бы. — Кошки по всему району пропадают! И-изверг!!! — на последнем слове бабка Нюра перешла на заоблачную высоту крика.

Максим вздохнул. Участковый поморщился, затем вошел в комнату, потом достал простенький, но оснащенный камерой телефон… В общем, котенок получил исполнение мечты по полной и к тому же новый дом. Участковый — дополнительный заработок в виде выкладывания в сети «красавчика», а бабка Нюра — щелчок по самолюбию, способный (Максим сильно надеялся на это) привести ее в адекватное состояние хотя бы на пару-тройку месяцев.

Викинг вышел из комнаты родителей, когда незваные гости удалились. Кот лучился довольством и мечтательностью в оранжевых глазищах, вежливо распрощался и был таков. Максим очень надеялся, что направился он домой к хозяйке. Да и не нашел бы кастрированный домашний кот на улице ни занятий, ни приключений.

А вечером позвонила Катя…

***

— Мне сильно не нравится эта идея, Макс.

Фил сидел на столе и охаживал себя хвостом по бокам. У Максима не имелось ни сил, ни желания его сгонять, к тому же так они находились приблизительно на одном уровне: беседовать было удобнее.

— Какая именно? Встретиться с девушкой? — он фыркнул. — И да, я помню, о чем ты рассказал: способности проснулись, когда я повстречался со своим врагом и… не потерпел поражение. М…да.

Подумалось, на эту роль одинаково могли бы подойти и Катя, и Гуля. От обеих он ушел, словно тот самый сказочный колобок:

— И от дедушки, и от бабушки, и от Катьки, и от Гульки, и от Витьки да компашки… у-бе-жал.

Теперь громко фыркнул Фил.

— Однако это не означает, будто я намерен продолжать в этом же духе, — предупредил Максим.

Фил тяжело вздохнул.

— Вообще-то, так себе выигрыш, — заметил Максим. — С точки зрения любого половозрелого парня и, я полагаю, даже кота.

— У мироздания своя точка зрения, — проронил Фил.

— А то! Вот только в монахи я не хочу. И не собираюсь становиться затворником даже ради котиков, колеса перерождений, прочей хрени и всего мироздания!

— Но меня гораздо сильнее