Между клизмой и харизмой - Самвел Аветисян

— Встань, холоп, когда с тобой барин беседует!

— Что-то случилось? — пробубнил я сквозь сон.

— Где твое «Ваше благородие», холоп? — прокричал Ярдов и бросил трубку.

Утром я узнал от коллег, что Ярдов, борясь с бессонницей, взял наугад томик энциклопедии на букву Я («яйцепровод» — «ящур») и обнаружил, к вящей своей радости, что род его — дворянский, ведущий свою родословную аж от Ивана Грозного. Повесив в коридоре офиса ксерокопию статьи из словаря, Ярдов брал за шкирку каждого попавшего и подводил к стенке.

— Козел ты, Баранов! И предки твои козлы! Я теперь твой барин, усек?

— А ты, Лаптев, — нищеброд. И весь твой род — мешочники.

Как же я, черт, не догадался самому залезть в энциклопедию и узнать, что Ярдовы — дворяне. Тогда в придачу к словарю подарил бы и герб родовой. К следующему дню рождения обязательно закажу в Центральном государственном историческом архиве изображение герба, помещу его в красивую рамку, и будет подарок ничуть не хуже…

Громко пукнув, лошадь подбросила кверху светлячка.

Денег на рекламу всегда не хватало, поэтому мы использовали любую возможность, чтобы о компании писали и говорили. Ярдов любил повторять «Без паблисити нет просперити». Годился любой информационный повод: приезд вице-президента Recoton Алана Дарби для подписания дилерского соглашения, помощь в организации концерта группы ДДТ на Петровском, спонсорство в смелой по тем временам программе Кирилла Набутова «Адамово яблоко» на Пятом канале и многое другое.

При этом плата за такое «паблисити» зачастую была символической. К примеру, спонсорство в «Адамовом яблоке» стоило компании где-то долларов двадцать пять — примерно такой была закупочная цена электрочайника Moulinex и электрощетки Braun, которые дарились Набутову после каждой передачи.

А когда было туго с реальными информационными поводами, в ход шли надуманные. Придумывал их Ярдов. Порой из шутки и просто дурачества на работе или во время ночных бдений за картами рождались отдельные мнимые проекты. Один из таких проектов родился в сауне. Как-то раз, проводя там совещание, Ярдов загадочно изрек:

— Я ухожу из компании.

Мы, разомлевшие от долгого совещания, тревожно переглянулись.

— Я оставляю оперативное управление, чтобы сосредоточиться на стратегии. Руководство компанией переходит к опытному менеджеру. — Ярдов, выйдя из парилки, вальяжно прошествовал к столу в обнимку с тощей блондинкой.

Все посмотрели на Умова, который еще с Горного института был его правой рукой. В общежитии на Шкиперском он помогал Ярдову продавать польскую косметику, турецкие дубленки и всякий такой ширпотреб.

— Компания растет слишком быстро, и моего опыта уже не хватает, а учиться времени нет. — подвинув Умова, Ярдов плюхнулся на диван, поманив за собой блондинку. — опытного менеджера привезем из Америки. Я познакомился там с русским эмигрантом. Зовут его Серхио, Сергей по-нашему. Он из бывших дворян. Родился в Харбине. После войны перебрался в Венесуэлу. Рано овдовел. Сейчас живет в Сан-Франциско. Мечтает приехать в Россию, найти здесь жену, нарожать детей. Так что сделаем его президентом и девку подыщем. На эту новость обязательно клюнет «Коммерсантъ-Daily».

Умов снял очки, вытер пот со лба, снова надел очки, потом, криво улыбнувшись, схватил двумя руками запотевшую кружку пива и залпом выпил.

После назначения нового президента, спустя где-то неделю, «Коммерсантъ-Daily», имевший славу неподкупного издания, направил к нам спецкора с фотографом.

— Меня зовут Насон Грядущий. Я корреспондент по спецпроектам. А это мой коллега фоторепортер Эндрю Попп.

— Извините, как? — поперхнулся я.

— Для вас просто Насон.

— Весьма и весьма рады. — Серхио Мораленко, наш новый президент, вежливо поклонился гостям и пригласил их пожаловать в комнату переговоров.

Сухой, невысокий, неладно скроенный, но с крепкой лысой головой, Серхио производил впечатление музейного смотрителя. Двубортный костюм и накрахмаленная белая рубашка сильно молодили его. Как выяснилось по приезде, у Серхио не было ни управленческого, ни даже предпринимательского опыта. Почти всю свою взрослую жизнь он служил пономарем в церкви, сначала в Каракасе, потом в Сан-Франциско. Ярдов, познакомившись с ним во время богослужения, пожалел пожилого вдовца и привез его в Россию.

— Любезный, я к вашим услугам. — Серхио обратился к Грядущему и зачем-то покачал головой, изображая китайского болванчика.

— Расскажите вкратце о себе. — У журналиста был миниатюрный, размером со спичечный коробок, диктофон Sharp. А может, Akai.

— Что же рассказать вам, сударь? Я всю жизнь работал, и всю жизнь на одном месте. Сначала приставником…

— Кем? — Грядущий вопросительно посмотрел на меня.

— Сторожем, не допускавшим в храм неверных. Впоследствии алтарником. В мои обязанности также входило поддерживать храм в порядке, запирать и отпирать его.

— Прошу прощения, но наших читателей интересует ваш менеджерский опыт.

— Видишь ли, голубчик, я никогда…

— Стойте! — почувствовав неладное, я перебил Мораленко. — Серхио, можете выйти со мной в коридор? Буквально на минуту…

В коридоре было людно, мы прошли в столовую. На нашу беду в столовой обедал Ярдов. Ну, не совсем обедал, а нежно ворковал с секретаршей Кристиной, жующей сникерс. У Кристины были длиннющие перламутровые ногти, которыми она била по клавишам компьютера с ужасной силой. Натура она была чувствительная. Когда ей приходилось читать или печатать грустные тексты, из миндалевидных глаз текли слезы. Злые языки шептались, что она ежедневно стоит на голове. Так, говорят, быстрее проходят отеки.

Завидев нас, Ярдов перестал тискать Кристину и строго спросил:

— Как прошло интервью?

— Видите ли, голубчик, я человек православный и лгать не привык. — Серхио скрестил руки на груди, приняв позу оскорбленного артиста больших и малых театров. — Я слишком благородного происхождения, чтоб опускаться до лжи.

Ярдов, сразу все поняв, повернулся ко мне:

— Так, тащи этого борзописца в мой кабинет. А фотограф пусть ждет в коридоре. И захвати текст.

В кабинете Ярдов предложил корреспонденту сигару и коньяк. После того как тот закурил и жадно отпил глоток, Ярдов наклонился над ним и грозно прошептал:

— Слушай сюда, писака! Или ты пишешь статью, как здесь, — Ярдов выхватил у меня текст и попытался засунуть журналисту в рот, но тот успел увернуться, — и мы тебе платим два… нет, три косаря. Или же продаем тебя в рабство. В Чечню. Как сигара, хорошо курится?

Грядущий оказался человеком осторожным и выбрал деньги. Благодаря его благоразумию 23 декабря 1995 года в «Коммерсантъ-Daily» появилась публикация про нас.