Тайна гибели Бориса и Глеба - Дмитрий Боровков

«Общий состав сказания по Древнейшему своду, — писал А. А. Шахматов, — представляется мне в следующем виде. В связи с сообщением о предсмертной болезни Владимира говорилось, что он послал бывшего у него в то время Бориса против печенегов; возможно, что при этом указывалась причина, почему Борис оказался у Владимира; он вывел его из Владимира, опасаясь злобы, которую питал к Борису Святополк; Владимир скончался на Берестовом; Святополк, узнав о смерти отца, приехал вскоре в Киев из Вышегорода и принял меры к тому, чтобы скрыть от киевлян это событие; ночью же он отправился тайно в Вышегород, призвал к себе Путыпу и вышегородских старшин и уговорил их тайно умертвить Бориса. В ту же ночь бояре вывезли Владимирово тело из берестовского терема и поставили его в Св. Богородице. Далее сообщалось о погребении Владимира. После краткой похвалы Владимиру составитель Древнейшего свода сообщал, что Святополк сел на отцовском столе и начал склонять киевлян в свою пользу путем подкупов: одних он дарил одеждами, других — кунами. Киевляне колебались: сердце их не было со Святополком, так как братья их были с Борисом. Борис, возвращавшийся в то время в Киев, получает известие о смерти отца. Дружина уговаривает его идти в Киев и сесть на отцовском столе. Но Борис отказывается поднять руку на старшего брата; войско оставляет его. Чтобы усыпить бдительность Бориса, Святополк посылает к нему лестные предложения. Но одновременно к его стану приходят убийцы, которые под покровом ночи подкрадываются к его шатру. Здесь в Древнейшем своде (как у Нестора и в Начальном своде) сообщалось о том, что Борис пел в это время псалмы и каноны, затем помолился на икону и лег спать. Убийцы напали на Бориса и пронзили его копьями; вместе с Борисом пал его слуга, желавший защитить собою тело своего господина. Тело Борисово завернули в шатер и повезли тайно в Вышегород, где похоронили у церкви Св. Василия. Далее были названы имена убийц. Святополк посылает погоню за Глебом, бежавшим из Киева на север. Погоня настигает Глеба; убийцы овладевают его кораблецем; Горясер приказывает повару Глебову, Торчину, зарезать его, что тот и исполняет. Тело Глебово оставлено в пустом месте между двумя колодами, но впоследствии его взяли и перевезли в Вышегород, где и положили рядом с братом. Убийцы возвратились к Святополку, который вознесся после этого еще больше и послал убить своего брата Святослава, бежавшего в Угры; погоня настигла последнего в Угорской горе. Далее сообщалось о походе Ярослава против Святополка». Таким представлялось классику летописеведенения происхождение текста повести «Об убиении Борисове» в ПВЛ.

Гипотезу А. А. Шахматова, изложенную в одной из глав его «Разысканий о древнейших русских летописных сводах» (1908), в разные годы разделяли С. А. Бугославский, М. Д. Присёлков, академик Д. С. Лихачев. Недавно было высказано мнение, что текст повести «Об убиении» по Древнейшему своду отразился в первой редакции Проложного сказания Борису и Глебу (Н. И. Милютенко), хотя до сих пор преобладало представление о появлении первой редакции Проложного сказания на рубеже XI и XII вв. (академик Н. М. Никольский, А. А. Шахматов). Проблема заключается в том, что начальные звенья шахматовской реконструкции летописания покоятся на довольно шатком основании: гипотеза о Древнейшем Киевском своде была подвергнута сомнению как современниками Шахматова, так и его последователями. В силу этого следует рассмотреть аргументы, на базе которых можно было бы постулировать его существование.

Древнейший Киевский свод представлялся А. А. Шахматову как монотематическое повествование, составленное в 1039 или 1040 г. по случаю освящения в Киеве храма Св. Софии и учреждения митрополии. В состав свода, согласно мнению исследователя, помимо вышегородских записок о Борисе и Глебе, с одной стороны, входили письменные сказания об Ольге и Владимире, сказание о варягах-мучениках Федоре и Иоанне (согласно ПВЛ, убитых киевлянами в 983 г.), а с другой — предания о русских князьях Кие, Олеге, Игоре и Святославе, предание о войне между Ярополком, Олегом и Владимиром и т. д. В рассказе ПВЛ о гибели Олега говорилось, что его могила сохранилась «до сего дне» у Овруча. Под 1044 г. упоминалось, что останки Олега и Ярополка были выкопаны, крещены и перезахоронены в церкви Св. Богородицы. Это противоречие дало А. А. Шахматову возможность определить верхнюю дату составления Древнейшего свода.

Надо сказать, что гипотеза о Древнейшем своде — отнюдь не единственная в историографии. Академик В. М. Истрин, один из оппонентов концепции Шахматова, возводил летописную традицию к «Хронографу по великому изложению», составленному на Руси в середине XI в. на основе перевода византийской «Хроники Георгия Амартола». Исследователь считал, что «Хронограф по великому изложению» отразился в древнерусских компиляциях по античной истории — Полной и Краткой палеях, «Еллинском летописце» второй редакции. Согласно О. В. Творогову, этот «Хронограф» существовал в нескольких редакциях, наиболее ранняя из которых была использована при составлении Начального свода 1093–1095 гг.

По мнению академика Д. С. Лихачева, предания о языческих и христианских правителях являлись основой «Сказания о первоначальном распространении христианства на Руси», составленного в начале 40-х гг. XI в. в кругу придворных книжников Ярослава Мудрого под руководством Илариона. Параллельно этой точке зрения были сформулированы гипотезы о существовании в X в. «Повести о полянах-руси» (академик Н. М. Никольский) и «Сказания о первых русских князьях» (академик М. Н. Тихомиров).

Часть исследователей связывала зарождение летописной традиции со сводом 996 г., который якобы велся при Десятинной церкви, основанной Владимиром Святославичем (академик Л. В. Черепнин, академик П. П. Толочко) и даже с «Летописью Аскольда», якобы составленной в Киеве в конце IX столетия и реконструируемой на основе данных Никоновской летописи (академик Б. А. Рыбаков, М. Ю. Брайчевский). Поскольку все они выполняют такую же конструктивную функцию, как и Древнейший свод, по сути дела, речь идет о терминологическом определении гипотетического «протографа» Начального летописания, и лишь потом — о фактическом его составе.

Летописные статьи первой половины 1040-х гг., читающиеся в ПВЛ (за исключением известия о походе на Византию в 1043 г.), возводились Шахматовым либо к новгородскому летописанию XI в., либо к «Житию Антония Печерского». Наиболее вероятным окончанием Древнейшего свода ему представлялась летописная статья 1039 г. об освящении прибывшим из Византии митрополитом Феопемптом церкви Св. Богородицы, которая, по его мнению, была тесно связана с летописной статьей 1037 г. о закладке и освящении храма Св. Софии. Отождествляя освящение церкви Богородицы с освящением Св. Софии, он предлагал объединить в одно целое летописную статью 1039 г. с текстом «Похвалы Ярославу и книгам» под 1037 г. Таким образом, было сформировано представление о Древнейшем Киевском своде 1037–1039 гг.

По утверждению Шахматова, первоначальный объем «Похвалы Ярославу» был несколько меньше, чем сегодня читается в ПВЛ, так как собственно «Похвала книгам» представлялась ему вставкой из Паримийника, сделанной при составлении Начального свода 1093–1095 гг., хотя в более ранней работе он полагал, что «Похвала Ярославу и книгам» являлась первой частью «Сказания о начале Печерского монастыря», помещенного в ПВЛ под 1051 г. Шахматов приписывал инициативу в создании Древнейшего свода Феопемпту, упоминаемому в летописях в качестве первого русского митрополита, назначенного Константинопольским патриархатом, но сомневался в том, чтобы при дворе киевского митрополита велась погодная запись событий, подобно тому, как такая запись велась, по его предположению, при дворе новгородского епископа. Эти взгляды А. А. Шахматова развил М. Д. Присёлков, однако позднее гипотеза о провизантийском характере Древнейшего свода была подвергнута критике.