Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари - Сергей Кузнецов

Сведения конторы солепромышленников, выделившей в 1753–1754 годы на строительство 19 254 рубля 36,5 копейки, и результаты подсчетов, согласно которым именно два года необходимо для выкладывания 213 рядов кирпичей, заставили пренебречь всеми другими источниками и принять (в настоящий момент) указанный промежуток в качестве периода, когда Растрелли исполнил основные работы по возведению Строгоновского дома. 16 июня 1754 года подписывается указ о строительстве императорского Зимнего дворца и отвлечениям придворного зодчего был положен конец. В таком случае праздник, данный бароном Сергеем Григорьевичем 25 октября того же года (о нем еще будет сказано), является достаточно точным указанием на официальный финал перестройки, длившейся, конечно, еще довольно долго. Вообще дом в приблизительном виде пришел к тому виду, что предполагал зодчий, лишь почти столетие спустя.

Гравюра П. де Сент-Илера дает представление об архитектурных особенностях двора дома Строгоновых в 1750-е гг., До возведения восточного и южного корпусов здесь находилась загадочная полукруглая стена. Справа — соседский двор.

Амбициозный владелец пригласил амбициозного архитектора, которым без сомнения был Ф.Б. Растрелли. Придворный зодчий императрицы Елизаветы Петровны значительно увеличил заложенные в начале XVIII века резиденции российского двора, придав им черты великолепия. То же он проделал с владением барона С.Г. Строгонова. Оно получилось своеобразным по причине особенности решения парадного двора, предназначенного для встречи гостей, — cour de honner (курдонера).

Двор этот сохранился. Правда, его облик претерпел серьезные изменения со времен Сергея Григорьевича. На месте нынешнего южного корпуса (его сделали почти в полном соответствии со «стилем Растрелли», хотя и на целое столетие позже) итальянский зодчий возвел одноэтажную галерею, которая вела в кухню. Расположенная подальше от парадных покоев в юго-западном углу участка она соседствовала с большим ледником, спрятанным, как и кухня, за полукруглой стеной. Это была оригинальная архитектурная кулиса с многочисленными колоннами, с семью нишами для скульптур, с балюстрадой с вазами наверху. Она имела два разрыва, позволявших, в случае надобности, проходить к весьма скромному лакейскому корпусу. В центре на небольшом возвышении хозяин дома предполагал встречать гостей.

Оформление двора, как представляется, связано с весьма древней традицией приема клиентов римскими патрициями в так называемых домах-базиликах. Опорная точка в этих рассуждениях — венский дворец семьи Траузон, имевший такой двор. Свое очарование двор невского дома сохраняет, но его значение как места почетной встречи гостей было окончательно перечеркнуто на рубеже XVIII и XIX веков, когда желание «придать дому демократические черты» привело Строгоновых к решению устроить вход в дом непосредственно с Невского проспекта.

План первого этажа (нижнего апартамента). Часть проекта невского дома, составленного Ф.Б. Растрелли к весне 1753 г. В левом верхнем углу комплекс кухни. Посередине западного корпуса — парадный вестибюль

Дом, построенный по заказу Сергея Григорьевича Строгонова на Невском проспекте в Петербурге, получился своеобразным. Несмотря на открытый с первого взгляда облик — большие окна и расположение в городской среде, — он сохранил в себе, по крайней мере, один элемент средневекового сооружения феодала (замка) — закрытый почетный двор. Избранный для фасада стиль барокко предусматривает легкость и прозрачность. Архитектор действительно устроил проход, вовлекающий, казалось бы, прохожего внутрь обустроенного двора. Но попасть в него можно было только в карете. Пропустив ее, дубовые ворота наглухо закрывались. Владелец, занимавшийся торговыми операциями, пытался скрыть свою жизнь от глаз посторонних. Лишенный внутренней свободы он был еще не готов к открытой общественной жизни.

Так, вслед за купчиной Альнаскаром, героем сказки И.И. Дмитриева «Воздушные башни», мог сказать Сергей Григорьевич Строгонов. Внутренние покои его дома очень долго совершенствовались, прежде чем застыли в своем окончательном виде, отражающем историю смены поколений владельцев. Изначально они выглядели не менее амбициозно, чем фасад. Первые гости увидели залы, как уже упоминалось, 25 октября 1754 года. В тот день барон Сергей Григорьевич, желая угодить Двору, дал великолепный бал для иностранного купечества по случаю рождения наследника престола — великого князя Павла Петровича. Одновременно праздник стал представлением Петербургу и Европе нового дома. Посещавшие барона Строгонова в первый раз едва ли могли заподозрить переделку, особенно в том случае, если хозяин не открывал двери в старые, земцовские, комнаты. Благодаря сведениям «Санкт-Петербургских ведомостей», разнесенных изданиями других стран, вся Европа узнала, что новый дом в Петербурге принимал полтысячи гостей, которые «в большей зале танцевали при изрядной музыке; а в прочих покоях во всю ночь [были] подчиваны дорогими напитками, фруктами и конфектами в великом довольстве».

Хотя эпоха императрицы Елизаветы Петровны известна многолюдными собраниями, начинавшимися, как правило, поздно ночью, все же корреспондент, в угоду хозяину, явно преувеличил число иностранных купцов, что побывали в тот день в доме у Зеленого моста. Так, Большой зал, его можно видеть и сейчас, не может принять более 100 гостей. Его площадь всего 122 квадратных метра. Зеркальная галерея, второй вместительный интерьер здания в ту эпоху, имеет площадь еще меньше — 78. Другие залы были еще меньше — примерно по 30–40 квадратных метров.

Большой зал, традиция создания и оформления интерьеров которого восходит к итальянскому ренессансу, был призван придать дому барона Сергея Григорьевича характер общественного здания. Действительно, в 1760–1770-х годах это помещение иногда использовалось для проведения «государственных мероприятий» — увеселений и концертов, оставив Зеркальной галерее, видимо, функцию Столовой.

Франческо Растрелли — итальянца, через Францию оказавшегося в России, часто называют создателем Строгоновского дома. Это верно, но лишь с тремя существенными дополнениями. Во-первых, этот архитектор в значительной степени пользовался плодами трудов предшественников.

Во-вторых, свои возможности Растрелли не реализовал полностью. Желание иметь четыре здания равного размера по периметру воплощалось довольно долго, но все же осталось в качестве наследства следующим поколениям зодчих.