Лишенная детства - Софи Анри

Маню же решил по-другому.

Он медленно обходит вокруг стола, потом останавливается возле шкафа со стеклянными полочками и проводит по одной из них пальцем.

— Посмотри, сколько пыли! Что-что, а помощь с уборкой нам точно не помешает! Наверху, в спальнях, еще грязнее. Идем покажу!

Внезапно в голове у меня раздается голос, который приказывает побыстрее сматываться отсюда! Но я не успеваю придумать предлог, чтобы уйти, а он уже подталкивает меня к лестнице:

— Поднимайся!

Он уже не улыбается. Он говорит твердо, серьезным тоном, не допускающим возражений. Он не просит, он приказывает.

И в это мгновение я понимаю: ничего не могло быть хуже, чем постучаться в эту дверь.

Лестница, ведущая на второй этаж, кажется мне бесконечной, и я пытаюсь унять усиливающуюся дрожь в коленках. Мануэль следует за мной по пятам. Я осматриваю комнату его дочери, качая головой, я делаю вид, что мне это интересно, а в глубине души надеюсь, что хозяин дома передумает показывать мне все свои владения. Напрасно. Он тянет меня за руку в комнату своего сына, а потом заводит в ванную. Когда мы возвращаемся в коридор, я бормочу, что родители меня ждут и мне пора домой.

— Нет.

Мануэль загородил собой проход, он стоит, раскинув руки, чтобы я не могла улизнуть. Потом прижимается ко мне.

— Нет, никуда ты не пойдешь. Мы с тобой хорошо развлечемся, ты и я!

Кровь застывает у меня в жилах, и я начинаю плакать.

— Так нельзя, пожалуйста, мсье, отпустите меня, я хочу к маме и папе, я хочу вернуться домой…

Пока я говорю, он все сильнее прижимается ко мне. Я начинаю звать на помощь, но Мануэль сжимает мне горло. Я отбиваюсь, дрожащая и перепуганная, я задыхаюсь, а он совершенно спокойно смотрит на меня, потом разжимает пальцы и говорит тихо, повелительным тоном:

— Ты сама понимаешь, какую сделала глупость? Что, если бы я оказался психом? Что, если бы я тебя изнасиловал? Испугалась? Так тебе и надо! Никогда нельзя заходить в дом к чужим людям одной, ты меня поняла? Дошло до тебя?

Конечно, «дошло», вы еще спрашиваете! Какая же я идиотка! Выходит, Маню просто решил меня припугнуть. Что ж, хороший урок! Задыхаясь от радости и облегчения, я клянусь ему всеми святыми на небе, что больше никогда не сделаю такой глупости. Я пытаюсь обойти его, чтобы попасть на лестницу, когда его рука вновь опускается на перила, преграждая мне путь.

— Я передумал. Ты остаешься.

Он играет, и его игрушка — я. Я попала в руки к настоящему злодею, какими их показывают в кино, и внутри какая-то пиявка начинает высасывать из меня силы и способность мыслить здраво. Это страх, неизведанный раньше, жуткий, безграничный, как смерть, только еще хуже, потому что я понимаю все, что со мной происходит. Он стоит так близко, что я ощущаю тошнотворный запах его тела, запах пота мужчины, вижу его широкие плечи, и ужас накрывает меня стремительно, как лавина. Я должна что-то предпринять, и быстро, я должна убежать! Я проскользну у него под рукой, спущусь по лестнице и добегу до входной двери, оставшейся открытой. А потом…

— Даже не думай об этом, — бросает он, заметив, как я поглядываю в сторону первого этажа. — Мы с тобой хорошо повеселимся. Раздевайся!

Я замираю на месте — не могу ни слова сказать, ни пошевелиться. Мануэль хватает меня за запястья и швыряет в ванную.

— Раздевайся, тебе говорят!

Нет, только не это! Я не хочу, я не могу, я цепляюсь за свою одежду, умоляя его перестать, подумать о своей жене, о детях, но он подходит ко мне, и тон его взлетает вместе с рукой. Из страха, что он меня ударит, я стягиваю штаны, потом футболку и на этом останавливаюсь. Я не могу, не могу… Он швыряет меня лицом на холодную плитку пола и стаскивает последнее, что на мне осталось. Мои симпатичные розовые трусики падают в ванну, запястья он мне связывает моим же лифчиком, и я слышу, как ломаются в нем «косточки». Когда он толкает меня к широкой, застеленной чем-то красным кровати, я думаю о сотне вещей одновременно: о родителях, которые пока еще не начали волноваться, о красивом лифчике, моем первом, который теперь испорчен, о солнце, которое в этот момент проходит через окно на потолке, я думаю обо всем и ни о чем, лишь бы не думать о том, что сейчас со мной случится. Я уже ощущаю, как его мерзкие руки ощупывают мои ягодицы, мои груди, я слышу, сама того не желая, его развратные словечки: «у тебя классная фигурка», «ты меня возбуждаешь»… И вдруг он останавливается.

— Уйдем отсюда!

Наверняка скоро должна вернуться его жена или дети, поэтому нужно срочно убираться. Он связывает мне ноги футболкой, забрасывает меня на плечо, несет в гостиную на первом этаже, где, как мешок с грязным бельем, швыряет на диван. По телевизору как раз идет сериал «Уокер — техасский рейнджер». Хотя я продолжаю рыдать, мне в голову вдруг приходит несуразная мысль: «Значит, все это взаправду!»

Раз по каналу TF1 показывают, как и всегда по воскресеньям, этого длинноволосого Уокера с его дурацкими выходками, значит, все, что со мной происходит, — реальность, а не кошмарный сон. Я и вправду связана, меня изнасилует этот мерзкий тип, а потом, вполне возможно, задушит, и последнее, что я увижу в жизни, будет это паршивое кино.

Мануэль позаботился сложить мою одежду и трусики в полиэтиленовый пакет, и теперь направляется к выходу. Стараясь как можно меньше шуметь, он запирает входную дверь и открывает окно, выходящее во внутренний двор позади дома. Рядом с сараем с инструментами, спрятанная от любопытных взглядов соседей, возвышается поленница. Мануэль кладет меня прямо на поленья — совершенно голую, со связанными руками и ногами, и уходит. Он пропадает из моего поля зрения, и я не знаю ни где он, ни может ли он сейчас меня видеть. Мне очень хочется убежать, но мне страшно, я собираюсь с силами, чтобы предпринять попытку к бегству, но они мгновенно покидают меня, стоит мне только подумать, что он за мной наблюдает. И я больше не осмеливаюсь шевельнуться. Вдалеке я вижу золотые поля, день выдался теплый. Деревяшки колют мне бедра, а запястья и щиколотки болят. И под ласковыми лучами солнца, отчаявшаяся и одинокая, я жду своей собачьей смерти. Я без одежды, рядом нет никого, кто мог бы спасти меня или пожалеть. Даже родители, и те меня не ищут. Это ощущение — я пропала, я одна на целом свете, помощи ждать неоткуда, ничем помочь себе я не могу, я во власти насильника — понемногу опустошает меня, лишает меня последних сил. «Я совсем одна, и скоро моя жизнь закончится», — повторяю я про себя снова и снова. Чем больше времени проходит, тем сильнее во мне нарастает паника. Я ощущаю на сердце какую-то ужасную тяжесть, по телу струится пот, когда я представляю возвращение Мануэля. Что он со мной сделает? Куда отвезет? Я должна успокоиться, или будет еще хуже. Мой страх его только обрадует. Дыши, Морган, дыши, так лучше! Я читала где-то, что настоящих извращенцев только забавляет страх, испытываемый их жертвами. Поэтому, лежа на куче поленьев, я пытаюсь перестать паниковать любой ценой, я решаю обмануть этого здоровенного мерзавца. Я найду способ выпутаться из этого кошмара. У меня просто нет выбора, мне нужно выпутаться!