Искушения и искусители. Притчи о великих - Владимир Чернов

А Леонида Ильича уже несло. Он одергивал Андропова, который намекал ему, что нельзя мешать личную жизнь с проблемами безопасности всей страны. Куда там!

Вместе с Ниной смотрел Леонид Ильич любимые ее фильмы. С опозданием (раньше все некогда было) посмотрел, наконец, «Семнадцать мгновений весны», а Нина сказала ему, что разведчик Исаев жив и поныне, но всеми забыт. И Леонид Ильич разволновался и отдал приказ: «Найти и наградить!» — «Нет никакого Исаева, — отвечали ему поисковики, — есть актер Тихонов!» — «Наградить Золотой Звездой Героя актера Тихонова!» Наградили.

Бедный товарищ Андропов чувствовал себя чужим и ненужным. Никого не было теперь у генсека ближе Нины. И тогда под руководством КГБ, Министерства внутренних дел и Минздрава была разработана операция по устранению ужасной Нины.

И ее устранили, объяснив Леониду Ильичу, что иначе нельзя никак, потому что… ну, никак. И она ушла, тихо плача. А муж ее, генерал, приносивший таблетки, вдруг погиб в автокатастрофе.

И Леонид Ильич снова остался один. И не было никого на свете, кто был бы ему мил. Хорошее кончилось. Его уже не волновало ни то, что дочь спуталась с каким-то цыганом-альфонсом, замешанным в какие-то подпольные дела, ни то, что она вместе с женой Щелокова спекулирует бриллиантами, что ее друга Соколова, директора Елисеевского магазина, вот-вот посадят, ему пытались, конечно, рассказать, но он уже не внимал, он хотел в отставку. Как вспоминал один из ближайших его помощников Александров-Агентов, Леонид Ильич дважды просился в отставку, но старцы Политбюро его не отпускали. Им страшно было, ведь многие из них выглядели еще хуже. Разваливался Черненко, тоже уже принимавший большие дозы «снотворного». Один Андропов как-то еще держался. Ну, он, вообще-то, был и помоложе.

И вдруг все посыпалось. Само собой. И — рухнуло.

Товарищ Андропов, еще сохранявший трезвый ум и холодные руки, зорко следил за распадом окружения вождя, его регулируя и направляя.

Сначала попался молодой цыган Буряце, которого любила Галина. Она уже сделала его солистом Большого театра, хотя на сцену он пока ни разу не выходил, да и кто бы его пустил? Он попался после крупной кражи бриллиантов у дрессировщицы Бугримовой. Его заложили воры. Сам он тут же стал закладывать всех, кого мог. В сведениях о «бриллиантовых» делах всплывали имена не только Галины Брежневой, но и Соколова, и жены Щелокова, и многих других людей, которых даже допрашивать без санкции Политбюро не решался никто. Весь компромат держал под контролем первый заместитель председателя КГБ генерал Семен Цвигун, свояк Брежнева (они были женаты на родных сестрах).

Товарищ Андропов поручил Цвигуну обсудить сложившуюся ситуацию с Сусловым, вторым лицом в Секретариате ЦК и в Политбюро. Но, вернувшись от Суслова домой, Цвигун вдруг принял ампулу с цианистым калием, а у 80-летнего Суслова случился инсульт, язык у него перестал шевелиться, и добиться от него чего-нибудь не представлялось уже возможным. А через несколько дней он вообще помер.

Тогда товарищ Андропов решил действовать сам. Был арестован и расстрелян Соколов. Буряце посажен в тюрьму. Министр внутренних дел Щелоков снят со своего поста, исключен из ЦК КПСС, жена его покончила с собой, выбросившись из окна.

Уголовное дело на Щелокова тянулось долго и закончилось тем, что однажды он надел парадную форму генерала армии со всеми орденами и медалями, зарядил охотничье ружье и выстрелил себе в рот.

Сын Леонида Ильича Юрий, хронический алкоголик, который был и членом ЦК КПСС, и заместителем министра внешней торговли СССР, потерял все свои посты и был отправлен на пенсию, хотя ему еще и не исполнилось 60 лет. Был посажен Чурбанов.

Дочь Галину дважды принудительно лечили от алкоголизма. Она жила на даче в поселке Жуковка под Москвой, которую ей когда-то построили за бесценок по распоряжению отца. С дачи ее не выпускала охрана. Суеверные охранники рассказывали, что по ночам она вдруг возникала в дверях в каком-то халате, натянутом на огромное тело, с лопатой в руках. Долго стояла и вдруг принималась ходить по участку, что-то бормоча и раскапывая землю, разыскивая, видимо, зарытые ею в разное время драгоценности.

Но все это уже не тревожило Леонида Ильича, потому что он умер. И когда гроб его опускали в яму за Мавзолеем и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой, над Кремлем поднялись и заслонили небо тысячи перепуганных насмерть ворон. И многие крестились, полагая, что грядут страшные времена.

Так и кончилась длинная жизнь генсека, в которой никого он не спас. И никому не помог. Бедный.

А какая славная была эпоха! И как разом развалилась. Через год умер и злой гений Андропов, еще через год развалина Черненко. Все умерли. Ничего себе!

Такого, как Сальвадор Дали, мир не видывал. Видывал философов, проживавших в бочке, юродивых, летавших с колоколен, слыхивал кликуш, предсказывавших бедствия и чудеса, разевал рот перед в пух и прах разодетыми франтами, но ничто так мир не прогибало. И такого, я думаю, мир никому не позволит больше никогда. Ему вот так хватило Дали.

Что же это было?

В былые дни поутру всякий раз мне попадался доктор наук дядя Валера, совершавший у подъезда свой моцион. «Знаешь, чем ты от меня отличаешься? — задирал меня дядя Валера. — Я дышу, расправив грудь, любуюсь на ножки весенних дам, а ты — дачник. Ты ходишь сутулый, мордой в землю и глазами шаришь, где бы спи…ть трубу».

Отомстила за меня его родная дочь: толстый домашний ребенок, как-то незаметно достигший пубертатного состояния. Вдруг среди бела дня оказался я окружен стайкой малолеток, разодетых, как японские горные ведьмы, и одна их них с абсолютно выбеленным лицом и огромным раскрашенным ртом (о господи! Это была дяди-Валерина дочь!) кинулась и повисла у меня на шее с победным криком: «Вован!» — показывая подругам, какой у нее, в отличие от них, дур и растерех, уже завелся Папашка. Совершив нарушение правил, счастливая вернулась к своим упавшим от ужаса и восхищения подругам, а я побрел дальше, растирая по лицу помаду и размышляя о том, что делает с детьми переходный возраст.

Теперь представьте, что в состоянии чего-то похожего наш ужасный Сальвадор находился непрерывно — с рождения до смерти.

Однажды великий советский Арам Хачатурян, сочинивший «Танец с саблями» (нынешние дети его знают, поскольку попал в мобильники), захотел, будучи во Франции, чего-нибудь растленного, ну, например, взглянуть на Дали, который в нашей стране был определен как буржуазная отрыжка. Которая на вопрос, например, о пролетариате надменно отвечала: «У меня нет знакомого с фамилией Пролетариат».

Хуже того. Эта жертва разложения время от времени выдавала нечто вроде: «Я хочу написать Ленина с ягодицей трехметровой длины, которую будет подпирать костыль. Для этого мне понадобится пять с половиной метров холста. На руках у него будет маленький мальчик — это буду я. Но он будет смотреть на меня людоедскими глазами, и я закричу: он хочет меня съесть!..» Это все он и изобразил. И выставил. И заявил: «Коммунизм неустанно деградирует. Судите сами: Маркс был необыкновенно волосат, Ленин носил бороду и усы, Сталин только усы, а у Хрущева и того нет!»