Закат созвездия Близнецов - Антон Леонтьев

Появилась облаченная в ночную рубашку Дарья Ипатова. Она прижала к себе Катю и, чуть не плача, произнесла:

— Ой, Катюша, мы как на иголках. Хоть отец и говорит, что наша девочка выросла, но все равно страшно, сейчас время такое, на улицах грабят, насилуют, убивают…

— Да все в порядке, мы со Светкой праздновали, — сказала, снимая шубку, Катя. — Заговорились, а там уже и транспорт не ходит, она же живет на Пархоменко, я пока пешком оттуда добралась… Да все нормально, там везде фонари, — соврала Катя и, поцеловав родителей, исчезла в своей комнате.

Жизнь Екатерины Александровы Ипатовой, появившейся на свет 3 октября 1979 года в городе Шверин, Германская Демократическая Республика, была обыкновенной жизнью вполне ординарной студентки.

Впрочем, Катя никогда не задумывалась над подобными вопросами. Настоящая красавица — шелковые светлые волосы, которые Катя отращивала с девятилетнего возраста, огромные бездонные синие глаза и потрясающая улыбка сделали ее всеобщей любимицей в школе и в университете. Она не была отличницей, несколько раз на экзаменах даже пользовалась шпаргалками. Однако кто этого не делает?

У Кати были две лучшие подруги — полноватая, боевая и знающая настоящую жизнь Света Храповалова и ранимая и задумчивая Олеся Тарасова. С обеими она познакомилась в Волгоградском гуманитарном государственном университете, где Катя постигала сложности немецкого и английского языков. До трехлетнего возраста Катя жила в Германии — разумеется, в Германии служили родители Кати, отец, Александр Александрович Ипатов, прапорщик, и мама Дарья Гавриловна, врач-гинеколог. Родители познакомились именно там, в Шверине, там же сыграли и скромную свадьбу, там же на свет появилась и Катя. Иногда девушка сожалела, что у нее нет больше братьев и сестер, однако она всегда знала: родители обожают ее, не чают в ней души и готовы ради нее на все. Все же не так плохо быть единственным ребенком!

Мама, Дарья Гавриловна, родилась в Волгограде, в ту пору, когда город этот носил еще имя вождя всех времен и народов. У Кати имелась замечательная и горячо любимая бабушка, Анна Васильевна. Старушка даже в самые суровые времена гонений на религию, когда за хождение в церковь можно было поплатиться свободой, соблюдала православный пост и многочисленные православные каноны, крестила всех своих детей (их у нее было четверо). Странное дело, но ей вместе с мужем, дедом Кати, повезло. Анна Васильевна всю жизнь проработала на одном из гигантских заводов, которыми славился город-герой, в соседнем цехе трудился ее супруг. Катя знала, что стоит ей прийти к бабушке, как та, угощая деточку-внучку ароматным чаем и удивительно вкусным малиновым вареньем, начнет охать и причитать:

— Как же так, внученька, и почему твоя мама не соблюдает пост?! А иконы у вас висят? И телевизор вы смотрите? Ну надо же! Какой грех!

Катя, памятуя наказы мамы, никогда не вступала с бабушкой в споры.

Катин отец был родом из уральского города Глазова. Александр Александрович Ипатов числился по паспорту удмуртом, хотя этой крови в кем было на самом деле всего на одну восьмую. Когда-то он думал, что редкая национальность поможет ему поступить в институт. Так и произошло, однако, отучившись два курса в политехе, он бросил это занятие и ушел в армию. Судьба занесла его за границу. По неизвестной причине за рубеж в первую очередь посылали нацменов, считая, видимо, их более идейно благонадежными.

Глазов, старинный русский городок, находился на Урале. Александр Александрович, попав после приезда из Германии с женой в Волгоград, был чрезвычайно удивлен — оказывается, в Советском Союзе существует дефицит и, более того, имеются громадные очереди! Дожив почти до тридцати лет, он не имел об этом представления. Он, счастливец, вырос в Глазове, закрытом режимном городе, где на секретных военных заводах собирались стратегические континентальные ракеты, наводящие ужас на буржуазный Запад. По причине закрытости в Глазове царил настоящий рай — в магазинах в любое время года по бросовым ценам продавались бананы, молоко и творог, а также раритетные даже в столице сорта колбас. Правительство явно заботилось о процветании городка, который работал на укрепление мощи Советского государства. И попасть в Глазов было сложно. Купить билет можно в любой железнодорожной кассе, однако, сделав это, путешественник моментально становился мишенью особых служб. И к тому моменту, когда он садился в поезд, про него было известно все и даже больше — а не является ли этот товарищ на самом деле американским шпионом, который едет в Глазов, дабы выведать секреты боеспособности державы? Случалось и так, что, оказавшись на провинциальном вокзале, человек не успевал выйти в город — его брали под локти суровые и мужественные люди в неброских костюмах и уводили в неизвестном направлении. Человек, нужно успокоить волнующихся за его судьбу, вовсе не исчезал (как это было тремя десятилетиями ранее), его просто допрашивали, а затем следующим же поездом, если состава преступления в его действиях выявлено не было, отправляли восвояси.

Попав в голодный и степной Волгоград, Александр Ипатов познакомился с многочисленной волжской родней, знаменитым на весь мир архитектурным ансамблем «Мамаев курган», а также с очередями и дефицитом. Он быстро научился вставать в шесть утра, чтобы занять длинную (почти как в Мавзолей) очередь в продуктовый магазин. Часто случалось, что никто не знал, за чем именно стоят, однако это не мешало обывателям терпеливо ждать, что же выбросят на прилавки — синелапых бройлеров, помятые жестяные баночки со шпротами, слипшиеся пельмени, разбить которые можно только молотком и стамеской, или похожее на тальк сухое молоко.

Александр Александрович ударно трудился на заводе, потом вступил в молодежный жилищный кооператив, встав в очередь на квартиру, семь с половиной лет работал разнорабочим — раскидывал горячий асфальт, мостил улицы, занимался озеленением сухого и раскаленного долгим летом иногда за пятьдесят градусов города. Мучения его увенчались двухкомнатной квартирой в новом доме. А мама Кати, Дарья Гавриловна, устроилась гинекологом в поликлинику.

Таким образом, семейство Ипатовых не отличалось от тысяч ему подобных. Два родителя, один ребенок, двухкомнатная квартира, дача, но зато никакой вам машины.

Катя еще в Шверине начала лопотать по-немецки.

Потом эти знания улетучились, однако в школе она стала изучать немецкий язык, так как почувствовала к нему необычайную тягу. Как шутил Александр Александрович Ипатов, говорил голос крови. Дарье Гавриловне подобные замечания почему-то не нравились, и она вечно одергивала мужа. Тот отбивался, заявляя, что это шутка.

Поэтому, окончив одиннадцатый класс обыкновенной средней школы весьма неплохо, всего с тремя четверками — по алгебре, физике и геометрии, Катя, не долго думая, приняла решение поступать на факультет немецкой филологии. До этого в течение года с небольшим она регулярно ездила в отдаленный Красноармейский район города, где когда-то, до революции, располагалась община немцев-геренгутеров, переселившихся в калмыцкие степи еще во времена тезки Кати, императрицы Екатерины. Силами потомков колонистов была восстановлена уютная площадь, на которой возвышалась отреставрированная лютеранская кирха (бывший склад), музей-заповедник (промтоварный магазин), немецкая библиотека (экс-венерологический диспансер), а также дом самого богатого колониста Грегора Штуттендудена, в котором по-прежнему располагался военкомат. Эти самые потомки теперь опять возвратились в Германию. Кате нравилось перебирать книги на немецком языке, иногда воображать себя жительницей общины в середине девятнадцатого века, помечтать о золоте колонистов, которое, согласно городскому фольклору, находилось где-то в полуразрушенных подземельях.