Сыщик на арене - Фрауке Шойнеманн

– А почему бы этому Балотелли просто не убрать твой номер из представления, пока ты не поправишься? – вставил я.

– Это невозможно. Я ведь гвоздь программы, ее венец! – возмутился Бартоломео. – Говорят, некоторые люди приходят в цирк исключительно ради меня!

Ну тут уж он, конечно, хватил… Этот Бартоломео, похоже, тот еще хвастун, подумал я, но вслух лишь дипломатично пробормотал:

– Ах вот как.

– Да, именно так, – подтвердил кот. – Но давай о тебе, мой друг и помощник. Ты должен медленно сфокусироваться и найти свой центр. Сейчас спустят обруч, а от концентрации в этом номере зависит все.

Что я должен сделать? Кого найти? И что сейчас подадут? Этот хвостатый говорит загадками.

Вид у меня, вероятно, был весьма глупый, поэтому он повторил еще раз, подчеркнуто медленно и с нажимом:

– Кон-цен-тра-ци-я. Ты же знаешь, что это такое, правда?

Он меня что, за дурака держит? Конечно же, знаю.

– Хорошо, – продолжил Бартоломео. – Итак, сейчас сверху подадут обруч. Тебе нужно смотреть в него прямо насквозь, на площадку с другой стороны, понял?

Я обернулся и увидел, что на расстоянии метров около двух отсюда расположен примерно такой же выступ, как тот, на котором я сейчас сидел.

– Не смотри на обруч, – наставлял меня кот. – Просто направь взгляд сквозь него, сделай глубокий вдох и выдох, дыши животом. Сохраняй полнейшее спокойствие. И не смотри на обруч. Напряги мускулы. Глубокий вдох и выдох. И потом прыгай. Ясно?

– Ясно! – ответил я. Хотя мне ровным счетом ничегошеньки не было ясно. Что за чушь он нес про дыхание? Не успел я подумать, что стоит, пожалуй, обо всем переспросить, как откуда-то сверху на еще одной веревке спустился обруч и повис примерно посередине между двумя площадками.

– Внимание, начинаем! – шикнул Бартоломео. – Найди свой центр, сконцентрируйся!

Я стоически посмотрел сквозь обруч на вторую площадку. Не так уж она и далеко, ты запросто допрыгнешь – мысленно уговаривал я себя, пытаясь собраться с духом. Я уже напряг было мускулы и приготовился к прыжку, как вдруг послышался щелчок и из обруча заструился какой-то газ с ужасно неприятным запахом. Пых! Обруч загорелся!

Ах ты разнесчастная сардина в масле! Я совершенно забыл, что эта штука еще и горит! Причем хорошо так горит. На мой взгляд, языки пламени были великоваты, а свободная от огня зона в центре круга – маловата. Мне никак тут не проскочить, не опалив шерсть! На помощь! Меня охватит пламя, я, разумеется, тут же бесславно рухну вниз, на арену, где и испущу свой последний вздох – весь в подпалинах и с переломанными костями…

Словно прочитав мои мысли, Бартоломео крикнул:

– Вдох, выдох – и вперед! И не смотри на обруч! Прыгай!

И я глубоко вдохнул и выдохнул, вдохнул и выдохнул, напряженно вглядываясь в противоположный выступ и пытаясь игнорировать полыхающий прямо передо мной ад.

Еще раз вдох и выдох, вдох и выдох. А потом я прыгнул так, как никогда еще не прыгал, и стрелой пронзил воздух. Прощай же, бренный мир – едва успел подумать я и – раз! – уже приземлился на площадку. Я недоверчиво осмотрелся: горящий обруч все еще болтался в воздухе. Внизу Балотелли кричал: «Ва бене, корошо!» и хлопал в ладоши.

Я сделал это, в самом деле сделал! Ну я и чертяка! С ума сойти! Моя Одетта ни за что не поверит, если ей рассказать!

Только теперь я наконец заметил, что дрожу всем телом. А чем это тут, кстати, так странно пахнет? Упс, кажется, я слегка подпалил кончик хвоста… Но я так радовался и так гордился своим прыжком, что эта мелочь меня совершенно не расстроила. Пустяки, шерсть ведь отрастет.

– Видишь, все получилось! – раздался голос Бартоломео с другой стороны шатра. – Не так уж и плохо для первого раза.

Не так уж и плохо? Не успел я высказать этому высокомерному снобу все, что думаю о нем и его невежественных комментариях, как он словно растворился в темноте, а перед моим носом повисла другая корзинка, которая, вероятно, должна была доставить меня вниз.

Когда директор цирка вернул нас обратно в клетку, мои коллеги-артисты окружили меня и стали наперебой расхваливать:

– Супер!

– Мировой класс!

– Ты как будто всю жизнь только этим и занимался!

– Спасибо, спасибо, – отвечал я всем, пытаясь выглядеть по возможности скромно. – Новичкам везет, – добавил я, – но я, конечно, думаю, что мне…

– …тебе нужно лучше концентрироваться, – перебил меня кто-то. К клетке, никем не замеченный, прокрался Бартоломео и теперь величественно восседал рядом. – Тогда и хвост не подпалишь.

Вот же заносчивый хам! Что он о себе возом нил? В конце-то концов, я ведь тут за него отдувался, лез в пекло – в самом прямом смысле.

– Ну так и прыгай тогда сам, раз тебе виднее, как нужно, – напустился я на него.

– Ох, мальчики, boys! – встряла со своим блеянием О’Нелли. – Не ссорьтесь, пожалуйста. Уинстон, твой прыжок действительно был супер. Просто нашему старому вояке нелегко даются комплименты.

Секунду мы с Бартоломео молча смотрели друг на друга, кончики наших хвостов подрагивали, и я наконец заметил, что он и правда уже очень стар. На морде у него тут и там уже пробивались седые волоски. Удивительно, что он вообще еще выступает!

Бартоломео обстоятельно откашлялся:

– Ну, в общем, кхм… ты правда очень хорошо все сделал, Уинстон, спасибо.

– Не за что, рад был помочь, – примирительно ответил я.

– Без тебя нам бы пришел конец! – заверил он.

– Да ну, что ты! – сказал я. – Не окажись тут меня, вы придумали бы что-нибудь другое. Как говорится, the show must go on – шоу должно продолжаться…

– Не думаю, – мрачно проблеяла О’Нелли.

– Без тебя, – залаял Пат, – всех нас наверняка отправили бы в приют.

– …и возможно, даже усыпили бы, – прорычал Паташон.

Приют?! Усыпили?! Неужели я все правильно расслышал?!

Только я собрался расспросить коллег, что за ужасные истории скрываются за леденящими душу словами «приют» и «усыпить», как вдруг у меня защекотало в носу – тонким обонянием я уловил какой-то соблазнительный запах. Мой бедный пустой желудок немедленно отреагировал на него голодным урчанием.

И тут из-за угла вывернул синьор Балотелли, толкая перед собой сервировочный столик, уставленный всевозможными звериными вкусностями.