Казаки-разбойники - Наталья Николаевна Тимошенко

отец. И откуда только такая проницательность у душевнобольного человека, двадцать лет проведшего взаперти?

– К делу это не относится, – отрезал Никита.

Он думал, что отец продолжит настаивать на правдивом ответе, но тот не стал.

– Тебе нужно присматривать за ней, – только и сказал он. – Пока у нее эти украшения. Она не должна загадывать желания.

– Яна – умная и адекватная девушка, она прекрасно знает, что делать этого не стоит.

– Ты не понимаешь, – отец вдруг наклонился к нему ближе, настойчиво заглядывая в глаза: такие же светло-карие, ореховые, как и у него самого. – Бывают ситуации, когда не загадать желание нельзя.

– И что ты мне предлагаешь? – внезапно вспылил Никита. – Отобрать у нее украшения и спрятать?

Отец снова отвернулся, и Никита почувствовал, как стало легче дышать.

– Как ты узнал ее адрес? Откуда вообще ты про нее узнал?

– Я многое о тебе знаю, – признался отец. – Ты мой сын. И мне важно знать, что происходит в твоей жизни.

Теперь Никита был удивлен не на шутку. Двадцать лет отец ни о чем его не спрашивал, даже не разговаривал с ним. Игнорировал, когда Никита навещал его, молчал в ответ на вопросы. И вдруг выясняется, что он каким-то образом узнавал о его жизни.

– Как? – задал он не слишком точный вопрос, но отец понял.

– Мария Афанасьевна, – сказал он.

Мария Афанасьевна была их соседкой по лестничной площадке столько, сколько Никита себя помнил, и он точно знал, что она жила там задолго до его рождения. Сейчас ей было уже за восемьдесят, а когда они были маленькими, ей было около шестидесяти. Она всегда была одинокой. Кажется, ее муж умер еще в восьмидесятых, детей они не нажили, так она и куковала одна. Никита смутно помнил, как в детстве она угощала их конфетами, иногда даже присматривала за ними, если мама ненадолго отлучалась. Сейчас тоже порой заглядывала, если ей требовалась какая-то небольшая помощь. Но совершенно точно Никита не вел с ней откровенных бесед, которые она могла бы передавать отцу.

– Даша? – догадался он, и отец кивнул.

Дашка всегда была общительной, обожала поболтать. Соседке наверняка ничего не стоило узнавать у нее, чем живут они с Никитой, как дела у Жени в Италии. Даша рассказывала ей, а она – отцу.

– Не знал, что она тебя навещает, – только и сказал Никита.

Значит, после того, как он рассказал отцу о том, что к Яне попали проклятые украшения, отец попросил соседку выяснить адрес Яны. И той это не составило труда. Никита прекрасно знал, как ловко Мария Афанасьевна умеет выведывать нужные ей вещи. Правда, он всегда считал, что она просто страдает от одиночества и потому жаждет знать, чем живут соседи, а выходит, все это время старалась быть в курсе их дел, чтобы передавать новости отцу.

Он пока не мог понять, как относится к известию, что все эти годы отец интересовался жизнью детей. Он привык считать, что отцу наплевать на них, и не так-то просто было понять и принять эту новую реальность.

* * *

Все разъехались, и в доме наступила неловкая тишина, которую, впрочем, Саша быстро развеял:

– Покажи мне, где тут у тебя кофе, а сама иди спать, – велел он. – Ты с ног валишься.

– А ты? – спросила Яна, которая действительно уже с трудом держала глаза открытыми. – Я могу дать тебе плед, поспишь на диване.

Саша лишь махнул рукой.

– Я, в отличие от тебя, немного спал этой ночью и давно привык обходиться тремя-четырьмя часами сна, так что найду чем заняться.

Он весело подмигнул ей, и Яна растерянно улыбнулась. Саша вел себя так, будто они были обычными друзьями, будто еще несколько дней назад не злился из-за того, что она разорвала их отношения. Хотя Яне до сих пор казалось, что и не было у них никаких настоящих отношений. Тем не менее сейчас она была благодарна ему за такое поведение.

Оставив Сашу на кухне с кофемашиной и большой жестяной банкой, в которой папа и Элиза почему-то хранили печенье, игнорируя заводские упаковки, Яна зашла в свою комнату, задернула плотные шторы и забралась под одеяло. Часы уже показывали начало девятого, солнце стало разогревать воздух до состояния раскаленной сковородки, но Яне было зябко. Ледяные пальцы никак не хотели согреваться, морозный ком сворачивался в груди, и она накрылась одеялом с головой, как в детстве, когда пряталась от выдуманных монстров. К сожалению, сейчас монстры были настоящими и никакими одеялами от них не отгородиться.

Казалось, что-то шуршит и скребется рядом, в ее спальне, но стоило Яне выглянуть из-под одеяла, как все затихло. Наверное, это шумит Саша за дверью. Яна закрыла глаза и снова услышала звук, только теперь он был похож на скрежет ногтей по твердой поверхности. Мозг уже начал погружаться в дрему, и как бы Яна ни старалась, а открыть глаза уже не смогла, уснула, постепенно перестав слышать посторонние звуки.

Яна распахнула глаза и не сразу поняла, где находится. Точно не в постели и не дома, вокруг больше не день, скорее сумерки. Неужели она проспала до вечера? Но даже если так, то где сейчас находится? Пахло прелыми листьями и сырой землей, до ушей доносился едва заметный писк комаров и какое-то странное шуршание, а затем в щеку ткнулось что-то мокрое. Яна резко поднялась на локтях и огляделась. Она в лесу, лежит на земле, уткнувшись лицом в желтые листья, а рядом с ней стоит, виляя хвостом, огромная черная собака. Увидев, что она проснулась, пес коротко гавкнул и сел на землю, продолжая махать хвостом. Яна медленно села, оглядываясь вокруг, и только тогда поняла, что она – не совсем она. Одета в черные штаны, каких у нее никогда не было, ботинки на толстой подошве со шнуровкой до середины голени, черную футболку. Руки не ее, она никогда не носила ярко-алый лак. Потрогала волосы: они тоже оказались чужими, длинными и жесткими. У нее же волосы чуть ниже плеч, но настолько мягкие, что их не смогли испортить даже многочисленные окрашивания в бешеные цвета.

Она спит?

Собака снова гавкнула, но на этот раз не радостно, а тревожно. Хвостом больше не крутила, прижала к большой голове уши, обнажила зубы и зарычала. И тогда Яна – или кем она сейчас была? – услышала это: кто-то шел неподалеку, переступая медленно и будто специально тихо. Искал ее?

Что-то тревожное скрутилось в груди в тугую спираль, подперло легкие, мешая дышать. В животе заворочалось страшное предчувствие, а все инстинкты завопили, что ей надо бежать.

Яна медленно поднялась на ноги, огляделась вокруг, пытаясь понять, откуда доносятся шаги, но в незнакомом лесу в сумерках трудно было что-то разобрать.

– Тебе не спрятаться, зря попыталась сбежать, – совсем рядом произнес мужской голос, и Яна поняла: мужчина ее видит. – Я страшно зол.

И тогда она побежала. Бежала так быстро, насколько хватало сил, не оглядываясь и не останавливаясь. Черный пес бежал рядом, периодически убегая вперед, но тут же останавливаясь и дожидаясь хозяйку. Яна не знала, откуда ей это известно, но была уверена: это ее собака.

А мужчина не отставал. Его шаги были хорошо слышны, его дыхание даже через расстояние обжигало кожу, взгляд сверлил затылок. В темноте совсем ничего не было видно, поэтому Яна запнулась и упала. Тут же попыталась вскочить, но что-то тяжелое пнуло ее в спину, заставив снова рухнуть на землю. Тут же зашелся лаем пес, бросился на преследователя. Яна обернулась и успела увидеть, как собака отлетает в сторону, отброшенная тяжелым сапогом. Преследователь наклонился к ней, но Яна не могла разглядеть его лица, оно почему-то пряталось в тени, схватил за плечи. Яна закричала и… проснулась.

Перед ней снова было мужское лицо, но на этот раз знакомое, не страшное. И руки снова держали ее плечи, но тоже знакомые.

– Ян, Яна! – звал голос, но Яне потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что она в безопасности, и перестать кричать.

Увидев, что она окончательно проснулась, Саша рывком притянул ее к себе, обнял, но вскоре