Я люблю...тебя! - Линдси Келк

Было еще очень рано для субботы, и Лондон в основном спал, но автобусы проезжали мимо и торопились люди, работавшие по выходным, опустив головы и заткнув уши плагами. На ходу я мазнула губы бальзамом, осторожно потрогала растертый подбородок и скрутила волосы в довольно крепкий узел без всякой заколки. Надо бы подстричься — слишком много волос для одного человека, но Саймону нравились длинные и я привыкла. Хотя Дэн и звал меня «кузен Оно»[7], я ходила с прической а-ля утопленница даже на съемочной площадке.

Неужели Пол врезал Саймону? Это лучшее, что он для меня в жизни совершил, вполне искупив тем самым проступок, когда он обстриг всех моих «маленьких пони». Ну почти всех. Надо позвонить брату и сказать, что мы с Саймоном помирились, иначе на папиной свадьбе через две недели может выйти неловкость. А сейчас я буду думать о булочках, кофе и сливках. И пожалуй, о пятновыводителе, чтобы вывести кровь с рубашки Саймона. А еще говорят, романтика умерла!

В супермаркете оказалось неожиданно людно. Сандвичи с тунцом шли на ура — их раскупали те, кто спешил на работу, прочие ранние пташки тоже делали покупки, и еще слонялись помятые джентльмены с подозрительно довольными физиономиями.

— Привет, — сказал некто, распространявший вокруг себя мощный запах одеколона «Курос», кивнув мне из-за стойки с круассанами. — Бурная ночка?

— Типа того, — ответила я, не глядя на говорившего. Он что, забыл, где находится? В Лондоне не принято разговаривать с незнакомыми. Мы даже с соседями не вступаем в беседы первые пять лет, максимум можем пожаловаться на шум или собачье дерьмо в садике.

— Главное — вовремя смыться, пока он не проснулся, — сказал нахал, наполняя пакет слоеными булочками с корицей. — Но я всегда оставляю записку. Без записки как-то не по-человечески.

— Да. — Я натянуто улыбнулась и попятилась к очереди в кассу.

Тип пошел за мной.

— Но вот девчонок мне жаль, — продолжал он. — Знаете, когда видишь парня, идущего поутру осторожной походкой, так и хочется сказать: «Прячься сюда, сынок!» Но при виде девчонки в вечерней одежде в шесть утра в субботу всякий подумает: «Шлюха».

— Ага, — согласилась я, перебирая содержимое корзинки. И лишь через секунду до меня дошло. — Простите, что вы сказали?

— Я сам так не говорю, — замахал руками «Курос», пролив уже открытую банку «Ред булл». — Я никого не сужу. Да вы же и не в юбке, открывающей задницу, и груди у вас не торчат из выреза, как у некоторых! Хорошая кофточка.

Блестяще! Мало того что обольститель с вечера пьян, так он еще и решил, что мы родственные души — любители случайных связей.

— Вы мне свой номерок дайте: вдруг вам скучно станет, компания понадобится. — От запаха перегара, перемешанного с резким ароматом одеколона, меня замутило.

— У меня есть бойфренд, — поспешно сказала я, держа между нами пластмассовую корзину. — Так что — нет.

— Ну конечно, целых два, — отозвался он, пальцем поддевая упаковку «Дюрекса» и прибавляя к своим трофеям. Меня снова замутило. Я повернулась спиной, надеясь, что он уйдет, но носом чуяла — «Курос» рядом. Слава Богу, Саймон одумался. Первый раз за пять лет у меня просят телефончик, да и то не мужчина, а какой-то отстойный урод.

Я оплатила мой завтрак-подарок и вымелась на улицу, уставившись в айфон и подчеркнуто не слыша громкий бубнеж «Куроса» мне вслед. Он пробормотал что-то, подозрительно похожее на «шлюха». Ну еще бы, он же никого не судит.

Август в Лондоне не гарантирует хорошую погоду, но сегодня утро выдалось прекрасное — яркое, еще не жаркое солнце и чистое голубое небо. Я бодрым шагом возвращалась по Верхней улице, просматривая эсэмэс от Мэтью и Эм. Они бы не оценили телефонный звонок с восторженными излияниями раньше семи утра, поэтому я написала: «Все в порядке» — и стерла целый водопад оскорблений в адрес Саймона, оставив многословные фразы дружеской поддержки, чтобы перечитать в минуту грусти.

Я сложила телефон и сунула в задний карман. Не умею я красноречиво говорить о чувствах и не бросаюсь словом на букву «л». Я люблю родителей, брата, люблю Мэтью, Эмили, Саймона, шоколад «Гэлакси», Александра Скарсгарда[8]и джинсы «Бакстер» из «Топшопа» — и очень-очень люблю мою квартиру. После университета я перебрала много паршивых съемных комнат и вполне терпимых соседок, но прекрасная трехкомнатная квартира на первом этаже, которая из-за кризиса досталась нам почти даром, сразу стала моим домом. Последние полтора года я устраивала в нашем гнездышке мягкую подстилку — в основном из гор неглаженого белья, до которого у меня вечно не доходили руки, но все равно. Дом, милый дом. Я поднялась на пять ступенек к васильково-синей двери и в тревоге остановилась. Что, если Саймон проснулся? Может, нужно было привести себя в порядок перед выходом? Что я ему скажу? Или мы притворимся, что вчерашней ночи просто не было?

— По крайней мере он хоть «Куросом» не пользуется, — сказала я себе и отчасти проходившему мимо парню с собакой, воткнув ключ в замок.

В квартире по-прежнему было тихо, и я осторожно сняла туфли, чтобы не разбудить Саймона. Так. Сейчас почищу зубы, сделаю кофе, а дальше будь что будет. Выложив завтрак на кухонный стол, я пошла в ванную. Ну и что, думала я, умываясь холодной водой. Один трудный разговор, и мы снова пойдем рука об руку к свадьбе, детям и счастью. На всякой дороге встречаются ухабы, у всех бывают затмения. А где вы видели идеальные отношения? Я схватила зубную щетку и напомнила себе, что счастливый брак до конца дней не более чем миф. Сказка. Так, пасты нет… Я машинально полезла в шкафчик у раковины за новым тюбиком. Настоящие отношения — это работа, тяжелая работа. Здесь не обойтись без понимания и компромиссов. Нельзя постоянно бегать от трудностей, надо…

Зубная паста.

В шкафчике не было тюбика, потому что только позавчера я начала новый. Но и в стаканчике ее не было. Как не было и зубной щетки Саймона. И бритвы. Сжимая щетку, я пошлепала обратно в коридор и остановилась перед дверью в спальню. Уже зная, что увижу, я все равно не могла заставить себя открыть ее. На меня накатила дурнота. И злость. И сознание, что меня одурачили. Я тронула дверь ногой и заглянула в щель. Пустая кровать. Я отступила и почувствовала под ногой что-то холодное и твердое и почти сразу же что-то острое, колючее и горячее. Фотография со дня рождения Эмили. Уходя, Саймон, должно быть, сшиб ее на пол. Надо же, торопился.

С зубной щеткой в одной руке и мобильным в другой я съехала спиной по стене, сшибая на пол другие фотографии и глядя, как кровь струйкой течет на ламинат, любовно уложенный Саймоном на следующий день после прошлогоднего финала Кубка футбольной ассоциации. Он всегда говорил, что в футбольный сезон работы по дому быть не может.

Сняв блокировку телефона, я нажала вызов последнего звонка.