Секретики, Чёртова башня и другие рассказы - Яна Варшавская

Мы с девчонками наблюдали за происходящим молча. Зятьков хоть и устраивал мальчишкам такие досмотры, но девочек он не задирал, а наоборот, всегда вступался, если видел какие-то ссоры. Только близкого друга до сегодняшнего дня у него не было. В играх он участвовал, однако тайны свои ему никто не доверял, да и в гости домой мало кто приглашал. Может, оттого он и старался показать всем, какой он большой и значимый в нашем дворе.

Серёга поднял вынесенную из дома и оставленную на ступеньках крыльца лупу и гладкую дощечку и протянул Володьке: – Давай, пока солнце за сопку не зашло, по очереди выжигать. Ты – первый!

Брат, конечно же, не ожидал такого поворота событий. Повозившись, он вынул из кармана ириски, разделил их поровну и протянул половину Серёжке. Тот, молча, взял, развернул все и отправил их в рот. Потом достал из кармана карандаш и написал на дощечке «1965». Усевшись за столом, установленном посередине двора, жестом пригласил последовать за ним и Володьку. Мальчики просидели вдвоём пока не стемнело, о чём-то весело болтали, так и не приступив к выжиганию. С того дня они вместе гоняли на велосипедах, а ещё Серёга первый оказался рядом с братом в тот день…

Случилось это незадолго до нашего переезда. Родители были на работе. Мы с другими детьми играли во дворе. Потом несколько мальчишек оседлали велосипеды и помчались в соседний двор, чтобы погонять там без руля и, задрав переднее колесо. Соседний двор был намного больше нашего, поэтому мальчишки, заметив, что он совершенно пуст, отправлялись туда устраивать немыслимые выкрутасы. Так получилось, что мой брат возвратился первым, а мы с девочками как раз отправились посмотреть всё ли в порядке с нашими Секретиками. Во дворе не было ни души… Володька несколько раз проехал туда и обратно, а потом решил направиться снова к соседнему дому, чтобы узнать, что же так задержало других мальчишек… Он даже не успел завернуть за угол. Мотоциклист, в шлеме и очках, сбив его своей коляской, которая на повороте сильно наклонилась, продолжил движение через наш двор, даже не поинтересовавшись, почему лежит и не встаёт мальчишка, которого он, казалось, едва задел. Это был первый случай, чтобы незнакомцы, тем более на мотоциклах, ездили в нашем дворе. В ту пору единственная машина, которая время от времени появлялась под окнами нашего дома – была белая «Волга» Мостового. Она плавно въезжала во двор, останавливалась около нашего третьего подъезда, ожидая, когда выйдет в своём сером костюме Павел Евгеньевич, а когда он садился на заднее сидение, захлопнув дверцу, так же медленно и аккуратно выезжала обратно.

Серёжка первым оказался рядом и велел Володьке не шевелиться. Сбегал в девятнадцатую квартиру к Мостовому, который по счастливому стечению обстоятельств находился дома, и вызвал скорую. Карета скорой помощи примчалась быстро, но Володькауже потерял сознание, а я, рыдая, умоляла врачей взять меня с собой, потому что мама ещё не вернулась с работы и ничегошеньки не знала о случившемся. Докторица, высокая и ужасно строгая, вдруг улыбнулась как-то светло и просто, погладила меня по спине и сказала: – Держись, сестрёнка, а маме твоей мы на работу сообщим. Я Веру Васильевну знаю. Всё будет хорошо!

Я продолжала рыдать. Домой идти было незачем. Села в беседке и беспрестанно вздыхала. Мы с Володькой никогда по-настоящему не ссорились и, хотя играли почти всегда порознь, очень скучали друг без друга.

В больнице Володька пробыл недолго. Уже через пару дней я снова увидела его бесшабашную улыбку, когда передавала ему огромный бумажный пакет с домашним хворостом. Потом мама рассказывала мне, что Володька чудом остался жив, потому что:

– Если бы руль велосипеда вошёл глубже хоть на пол сантиметра, Володьку уже бы не спасли, он бы умер от внутреннего кровотечения…

А мотоциклиста довольно скоро отыскали. Но он умолял отца забрать заявление, чтобы с него сняли все обвинения. Он говорил, что у него самого двое малых детей и ему никак нельзя в тюрьму. Отец мотоциклиста пожалел, но тот так больше и не появился. Хотя, наверное, мог бы купить Володьке новый велосипед, взамен старого и погнутого или навестить брата в больнице… Отец и мама очень сокрушались по поводу такого равнодушия, но факт остаётся фактом…

Через несколько месяцев сбоку, под ребром у Володьки остался белый шрам, а от неприятного воспоминания почти никаких следов. И он по-прежнему гонял на велосипеде, словно никакого нелепого и страшного происшествия с ним не случилось летом 1966 года…

Конечно же, книги у моих родителей имелись, и я полагала, что книг было достаточно… Потом, ведь и Володька тоже время от времени покупал себе не большие и с картинками, а в тканевом твёрдом переплёте и с золотыми узорами. Те книги, которые рассказывали о приключениях… Книги, увлекающие в дальние странствия и в ещё неоткрытые Земли и Миры… Но больше всего на Свете мне нравилось, когда Володька читал по вечерам романы Анатолия Рыбакова «Кортик» и «Бронзовая птица». Мама купила книгу задолго до нашего рождения и очень дорожила тем фактом, что это было их первое издание. Когда Володька перешёл в четвёртый класс, мама решила, что наступило то самое время, чтобы мы познакомились с настоящими приключениями, которые, по её мнению, с нами не происходят. Я сидела с открытым ртом и замирала от волнений и переживаний за мальчишек. Только в отличие от Володьки, которому нравился Мишка Поляков, я всё-таки отдавала предпочтение Славке, который, как и я, не брал всё на веру, подвергая сомнениям то, что для других казалось таким правильным и единственно верным. Поэтому чтение частенько прерывалось нашими вечными спорами:

– А я бы ни за что не стала приставать к незнакомцам на берегу, – сказала я брату, который начал читать очередную главу «Бронзовой птицы»:

– «…Понимайт, понимайт! Плёт. Понимайт! От слова «плить», «плавить». Понятно… Были здесь два мальшик, пайонир, гальстух, – он тронул свою шею, – пайонир, хорош пайонир. Биль тут, билль…» – Володь-ка в этот раз как ни в чём не бывало продолжал читать, совершенно не реагируя на мои замечания.

Главы были небольшие, и я не успевала очень устать, слушая брата, тем более что довольно живо представляла описываемые события, и яркие картинки сами рисовались в моём воображении, а ещё и то, что автор не придумал, может потому, что уже давно забыл свои детские переживания.

Так, вечер за вечером, а иногда и в дневное время, если это были выходные, а на улице шёл дождь… Мы, усевшись друг напротив друга за круглым столом, под большим старым абажуром, погружались в таинственные события, которые, по какому-то вечному правилу, происходили с другими ребятами, а нам оставалось лишь, затаив дыхание, следить, какой такой фортель ещё выкинет их насыщенная жизнь…

В один из тех дней, когда до школы ещё оставалось время, ведь каникулы у брата были в самом разгаре, а мне надоело мечтать о школе, наши соседи: Сашка и Наташенька, пригласили меня в гости. Дома они были одни, потому что их родители и бабушка уехали в центр по какому-то неотложному делу. И хотя они уже целый год жили по соседству в двадцать четвёртой квартире, я ни разу не была у них в гостях. Их квартира была больше. Намного. Огромный тёмный коридор. Справа родительская спальня, прямо – детская, затем небольшой узкий коридорчик… И, если распахнуть большие массивные двери, потянув за обе деревянные ручки, ты очутишься в довольно светлой, с высоким потолком комнате. Это был зал, который служил Сашкиным и Наташенькиным родителям кабинетом и гостиной одновременно. У них были странные профессии. Когда Наташенька произнесла название маминой специальности, я не с первого раза смогла её повторить. Марк-шей-дер[8]. Только название это мне очень понравилось, и дома я долго расспрашивала сначала маму, затем отца, чем же таким интересным заняты наши соседи.