Песнь Гнева - Дарья Кадышева

— Все меняется со временем. Эта трава больше не будет такой зеленой, как в конце весны, а дорожка под вашими ногами никогда не станет вновь необтесанным камнем. Не меняется лишь только солнце и звезды над нашими головами. Но и им каждый день приходится исчезать, чтобы появиться вновь, — произнес Алистер. — Доброй ночи, Ваша Светлость.

Поклонившись еще раз, казначей поспешил покинуть сад, так и не расцепив рук за спиной. Есения посмотрела ему вслед и почувствовала легкий холодок, ползущий по ее ногам.

Глава 3.

Одна из легенд.

Тронный зал пустовал. Тишина, прерываемая лишь щебетанием птиц да отдаленным шумом ветра, окутывала мягкостью и уютом. Высокий, темноволосый, воплошавший своим видом здоровье и силу илиар вошел в зал, распахнув массивные двери, не издавшие ни единого звука. Его смуглую кожу оттеняли светлые одежды. На рельефном позолоченном нагруднике, охватывавашем могучую грудь, плясали солнечные блики, прорывавшиеся в тронный зал. У него была ровная ухоженная борода и редкий золотой цвет глаз. На голове над копной вьющихся черных, как ночь, волос покоился золотой венок, имитировавший листья и цветы. Этот венок служил короной для илиарских царей.

Царь остановился посреди зала. Чистота, величие, свет — вот что хотели воплотить зодчие, когда сооружали тронный зал, огромный и совершенный. Все ослепляло белизной: мраморный пол, колонны, вазы, украшения из слоновой кости. По правую сторону выстроилась ровная аркада, за которой виднелся широкий балкон и открывался вид на город. Напротив вдоль стен расположились изящные скульптуры богов и животных. Возле скульптур в больших горшках, похожих на огромные чаши, цвели растения и цветы. По стенам расходилась мозаика. Но больше всего поражали фрески на высоком потолке под куполом, изображавшие легендарные мифические и реальные сюжеты: битвы богов, падение Рилналора, Regernatr — Возрождение, Великое Восстание, сотворение мира… Это впечатляло.

Царь опустил голову, перестав разглядывать фрески, на которые он, несмотря на частое посещение тронного зала, смотрел редко. Он удивлялся, насколько можно было погрузиться в свои проблемы, чтобы перестать поднимать голову и восхищаться не только фресками, но и самим солнцем. Хотя, собственно, илиары на солнце смотрели чаще всего — они считали, что бог Илиас сотворил илиаров из лучей солнца и поклонялись пылающему ярком шару, как отдельному божеству.

Царь поднялся по ступенькам к трону. Массивный, вырезанный из одного из священных камней с Лазуритового гнева, украшенный драгоценными камнями и золотом трон был жутко неудобным. Подлокотники вырезали в форме морды медведя, а спинку украсили изящными символами, которые даровали сидящему на троне мудрость, силу и храбрость. Царь дотронулся до морды медведя и вспомнил свое прозвище. Медведь. И называли его так не только потому, что lafose ferovn, белый медведь, был на гербах и знаменах Китривирии, или потому, что этот же медведь был символом всего царского рода. Он получил это прозвище из-за характера.

Дометриан присел на трон и подпер лицо кулаком. Посещение Силлогзциума навело его на тяжелые размышления, а когда он услышал имя лутарийского князя, его будто бы что-то обожгло. Он вспомнил, с каким чудовищным усилием пошел на мир с людьми. Вспомнил, как сумел принять мудрое решение, спасшее впоследствии множество жизней его подданных, вместо того, чтобы потерять голову от своих ужасных чувств. Эти воспоминания не лечило ни время, ни вино, они появлялись в его ночных кошмарах и раздумьях, даже в светлые минуты они могли внезапно нахлынуть и ударить в самое сердце.

Рядом возникла служанка. Дометриан даже не заметил, как она появилась. Тихо приказал принести ему крепкого вина. Девица кивнула и исчезла. Он снова вперил взгляд в пустоту.

Дометриан Тантал Киргардис, внук Сфенала, родился в середине Тариоры. После смерти своего отца он стал править Китривирией, поначалу не всегда мудро. Его горячность, из-за которой он не простил людям их попытки завоевания островов Маверика, привела к Медной войне. Всю юность он провел в бесконечных походах и битвах, не только на Великой Земле, но и на Иггтаре.

В тронном зале снова появилась служанка, принесшая Дометриану чашу с вином. Царь с благодарностью принял чашу, отметив, что человеческие женщины могут быть довольно красивы. Эта девушка была рабыней. Как и все люди в Сфенетре. Проводив ее взглядом, царь пригубил вино, заставив себя отвлечься от горьких мыслей и подумать о своем сегодняшнем визите в Силлогзциум.

Силлогзциум, который иначе называли Палатой мудрейших, был собранием советников царя Китривирии, силлогзцев, старых илиаров, мудрецов. В Силлогзциуме создавались законы и принимались многие решения, но окончательное слово принадлежало царю. Сегодня в Силлогзциуме говорили о Катэле. Разведка донесла слухи о побеге чародея, но Сапфировый Оплот пока не обнародовал эту новость. В Силлогзциуме возник соответствующий вопрос: а не стоит ли илиарам вмешаться? Возвращение Катэля могло обернуться страшными последствиями. Всему миру были известны его деяния. Силлогзциум посоветовал царю подумать над тем, как оградить Китривирию от возможных деяний эльфийского чародея.

Пока Дометриан видел единственное эффективное решение — объединить свои силы с другими, главным образом с Лутарией. Разумеется, он стал искать другие пути. Мириться со старыми врагами, пусть и для общего блага, казалось слишком радикальной мерой.

— Naav ilio1, Arсhas.

Царь поднял голову. В дверях зала стоял генерал Эфалис, ожидая, когда Дометриан пригласит его войти.

— Naav ilio, — повторил он. — Входи.

Генерал кивнул и прошел по мраморному полу зала. Дометриан внимательно наблюдал за ним, замечая про себя, как быстро повзрослел его племянник. Фанет Эфалис остановился перед царем, поленившись, однако, сделать поклон.

— Я выполнил твое поручение, — сказал Фанет.

— Проблем не возникло?

— Были трудности, но мы справились. В конце концов, в таких делах редко можно обойтись без осложнений.

— Прекрасно, Фанет.

— И еще… Ты решил вопрос с армейским жалованьем?

— Пока нет.

— Легионеры жалуются, что им едва хватает золота на содержание семьи.

— Они хотят, чтобы их дети обучались наукам. Чтобы стали учеными, — протянул Дометриан, согнув руку в локте и пошевелил кистью, разминая ее. — Но ведь не каждому дано стать служителем науки. Кто будет вспахивать землю и строить дома, если все дети будут изучать историю, естественные науки, литературу, музыку? Достаточно и того, что отпрыски военных теперь обязаны обучиться письму и чтению.

— Я не могу им этого объяснить, — ответил Фанет. — Всякий отец считает, что его чадо достойно лучшего.

— Так оно и есть. Но отец должен видеть, каково призвание его ребенка. Участь моряка не хуже участи жреца. Каждый должен быть на своем месте.

— Тебя научили так говорить в храме Овриона?