Хасиб и царица змей - Шахразада

Хасиб вспомнил, как громко сегодня утром расписывал удивительные чудеса глашатай, как блестели глаза его приятелей, когда они, вслед за глашатаем, пересказывали ему, Хасибу, слухи об этих самых чудесах. Но вспомнил тогда мальчик и то, как пренебрежительно скривились губы учителя, когда он попросился на рыночную площадь, чтобы увидеть все-все своими глазами.

– Увы, мой друг, это представление столь же похоже на чудеса, как я – на юного и прекрасного принца из далекой страны.

– Но почему же, учитель? Ведь глашатай говорил о канатоходцах и чародеях, жонглерах и дрессированных зверях… А еще говорили, будто маг будет летать над землей словно птица, что в умелых руках заморского мастера сама собой бесконечно прекрасно будет петь флейта, к которой не будут прикасаться ничьи губы…

– Ох, мальчик, и опять ты стремишься увидеть чудо, а не понять, как же это чудо делается… Тебе достаточно лишь мишуры, внешней оболочки, а потаенный смысл тебе неведом и неинтересен…

Саддам открыл было рот, чтобы сказать еще что-то, но остановил сам себя.

«Аллах всесильный, ну почему я говорю все это?! Ведь мальчишке-то еще нет и десяти! Он не понимает моих слов и злится на мои запреты… Так можно доиграться до того, что мой ученик будет считать меня тупым занудой…»

И потому вместо новых нравоучений произнес задумчиво:

– Так, говоришь, там будут дрессированные животные? И флейта будет петь сама по себе, и маг летать над толпой?..

– Да, учитель. – Глаза Хасиба зажглись от предвкушения удивительного зрелища. – Все это обещал глашатай…

– Ну что ж, мой друг. Тогда свойства ядов – и полезные и смертельные – мы рассмотрим не завтра, а послезавтра. Завтрашний же день мы посвятим цирку. А потом будем думать – как же могла свершиться вся эта удивительная магия.

– О почтеннейший, так мы пойдем на представление? Ты пойдешь вместе со мной?

– Конечно, не могу же я пропустить, когда флейта сама поет в руках у мастера…

– Благодарю тебя, наставник! Тысячу раз благодарю!

– По здравом размышлении, мальчик, это я должен благодарить тебя. Ибо ты в своей жизни увидишь еще бесчисленное множество чудес. Дни же мои уже сосчитаны. И пусть их впереди еще довольно много, но я успокоился, мне стали неинтересны балаганы и цыгане, слухи о чудовищах и необыкновенных приключениях. А это, юный мой ученик, более чем губительно для разума, пытающегося познать весь мир, всему найти объяснение и дать оценку… Если ученому более ничего не интересно, он перестает быть истинным ученым. И ему одна дорога – сметать пыль с закрытых навсегда фолиантов и вспоминать те дни, когда его имя звучало более чем значительно.

Хасиб, конечно, не понимал и половины слов, которые произносил учитель. Хотя нет, вернее будет сказать, что слова-то он понимал все, но вот смысл многих высказываний от него пока ускользал. И лишь красивые фразы почему-то оставались в его памяти.

Должно быть, это была еще одна его, Хасиба, тайна, о которой до поры до времени не догадывался и он сам.

Утро в тихом городке у края пустыни выдалось солнечным, но на удивление прохладным. Прохладным для коренных жителей, разумеется. Ибо тем, чей род жил здесь менее сотни лет, утро казалось просто обжигающим.

Хасибу не сиделось дома. И он, и его приятели уже, должно быть, сотню раз пересказали друг другу то, о чем вчера кричали зазывалы. Но полдень все не наступал и не наступал. Тогда мальчик решил, что глупо вот так сидеть в тени старой арчи и ничего не делать. И он отправился к учителю.

О, конечно, почтенный Саддам не пребывал в предвкушении удивительного зрелища. Более того, если бы не появление ученика, он бы и не вспомнил о балагане на рыночной площади. Но Хасиб появился, и учителю пришлось, выполняя собственное обещание, выйти на улицу. К чести почтенного Саддама, он своего слова назад взять не пытался и не бурчал, что это пустая трата времени.

Площадь была уже полна. От балагана же осталась только крыша, ибо выдержать полуденный зной за плотными тканевыми стенами не смог бы ни человек, ни зверь. Зазвучали зурны, и на этот непривычно-громкий трубный звук ответили все собаки в округе. Но никто из собравшихся на площади не пытался засмеяться.

Наконец представление началось. Как и обещал зазывала, маг и чародей действительно летал над толпой. Но не только молодые и зоркие глаза Хасиба, но и подслеповатые глаза почтенного Саддама прекрасно разглядели тонкий канат, который уходил к одному из опорных столбов балагана.

Флейта действительно пела в руках мастера, а не у его губ. Это чудо осталось неразгаданным для многих зрителей, но учитель шепотом пообещал Хасибу, что уж он-то узнает, в чем здесь дело.

Появились и дрессированные звери, увидел Хасиб и канатоходцев, и замечательных жонглеров. Внимание же почтенного Саддама привлекли, к удивлению мальчика, не чудеса, которых он так ожидал, а обыкновенные гимнасты.

– Смотри, малыш, – прошептал учитель ему на ухо, – вот это и есть настоящее чудо, настоящее искусство. Ибо чудеса с помощью каната может показать любой, а вот так замечательно владеть своим телом, добиться такого прекрасного равновесия дано лишь тому, кто не щадит самого себя и занимается своим ремеслом все время, добиваясь того, что ремесло это назовут искусством – вот как я сейчас.

– Да, учитель, – послушно кивнул Хасиб, пытаясь понять, что же столь поразило учителя в таких несложных с виду движениях.

Мальчик смотрел, но пока ничего не видел, а учитель, прищелкивая языком, раз за разом восклицал:

– Ай, прекрасно! Ай, замечательно! Ай, какой молодец!

Представление закончилось, и зрители стали расходиться.

– Не ругаешь ли ты меня, учитель? – робко спросил Хасиб. О да, от его взгляда не укрылось, что чаще губы учителя складывались в гримасу пренебрежительную, чем довольную.

– О нет, мой мальчик. Многое из того, что я увидел, послужит нам с тобой отличным поводом поговорить и изучить самые разные стороны жизни и науки. Кое-что показалось мне смешным, кое-что любопытным. Но ничего, отвратившего меня, я не увидел. А потому еще раз, как вчера, благодарю тебя – ты преподал мне отличный урок. Да и удовольствие я получил. Что в моем возрасте и вовсе уж редкость.

Хасиб просиял. О, угодить учителю было более чем непросто. И вот сейчас, неторопливо идя с ним в сторону дома, мальчик потихоньку радовался.

– Смотри, мой умный ученик, вон там, у колодца, я вижу еще одного настоящего мастера. Посмотри на его высокое искусство – не каждый день можно увидеть здесь, в глуши, заклинателя змей.

Хасиб присмотрелся. В жидкой тени старого карагача на циновке сидел изможденный чужеземец и наигрывал на дудочке какой-то едва слышный немудреный мотивчик. А перед ним, поднявшись из старой плетеной корзины, раскачивалась огромная кобра.

О, эту змею Хасиб не спутал бы ни с какой другой. Именно такое чудовище когда-то напугало его у отцовской мастерской.