Ведьмина тропа - Рената Рид

где-то в глубине души проснулся страх — а не сходит ли с ума Глафира Петровна?

Сейчас, сидя в полупустом междугороднем автобусе и глядя в окно на проплывающие мимо пейзажи, Мирослава вспомнила, с какой силой бабушка сжала на прощание её руку и твёрдо сказала:

— Помни, не снимай оберег. Он тебе защиту мощную даёт. Авось и обойдётся всё, пока я тут, отлёживаюсь. И ты пока в лес лучше вовсе не ходи, ладно?

Мирослава пообещала, что не пойдёт, хотя не понимала, что такого в их лесу. Лес как лес, настоящий, с волками и медведями, только они далеко — в основном, за рекой и к людям редко выходят.

Насколько знала Мирослава из рассказов бабушки, только однажды, много лет назад в Кикеевку начали звери захаживать, но тогда случилась очень снежная зима. Хищным животным стало трудно находить себе пропитание, вот они и пошли по деревням скот таскать. А помимо этого случая никогда она не слышала, чтобы кто-то из деревни леса боялся, если не считать, конечно, карьер.

Вспомнив ощущение чего-то холодного и склизкого на своей ноге, Мирослава поёжилась, но прогнала прочь все нехорошие мысли и продолжила чтение статей в интернете, пока он ещё был. Стоило заехать в Кербеевку, как связь уже начинала барахлить, а дома так и вовсе бывала через раз.

А читала она про символ одолень-травы, изображённый на её кулоне, пытаясь понять, почему боялась за неё бабушка, чего именно она боялась?

«Люди верили, что смертельно больного можно спасти, одев ему на шею оберег. Также амулет защищал от сглаза. Изображая символ на посуде, люди считали, что он уберегал их от отравленной пищи. Рисунок одолень-травы, нанесённый на оружие, помогал выйти победителем из любого сражения. Так же символ обладает магической силой против демонических чар, хранит от любого зла».

Подобной информации в интернете было пруд пруди — неужели даже в наше время люди продолжали во всё это верить? Вспоминая взгляд и голос бабушки, Мирослава понимала, что та искренне и сильно верит в силу оберега.

Когда автобус остановился в Кербеевке, в салон зашла Филатова Ирина Афанасьевна и, приветливо кивнув Мирославе, села позади неё. Устроившись, нагнулась через спинку сиденья к девушке, и поинтересовалась здоровьем Глафиры Петровны — она узнала о случившемся вчера, когда Мирослава с Сашей проводили Стёпку до дома.

Как оказалось, родители его приехали на более раннем рейсе, но не встревожились, не обнаружив сына дома — привыкли к тому, что он в любое время тайком уходил и возвращался, когда ему самому хотелось.

Мирославу поразило такое отношение родителей к этому странному ребёнку и она, на волне эмоций, выложила всю историю возле магазина, не забыв бросить не самый вежливый укор, чем ввергла супругов в лёгкий ступор.

Ситуацию сгладил Сашка, тут же сообщив Филатовым о беде с Глафирой Петровной, так что родители Стёпки с пониманием отнеслись к состоянию девушки и даже предложили помощь в случае, если ей что-то понадобится.

Уже смеркалось, когда Мирослава сошла в Кикеевке, а автобус развернулся и пустой уехал обратно — его работа на сегодня окончена.

Девушка зашла в магазин, купить кое-какие продукты, встретила там Дашу, но не удостоила её даже взглядом — не до того. По дороге подумала о том, чтобы зайти к бабе Наде и Сашке, рассказать, как прошла поездка и встреча с бабушкой, но передумала.

Не хотелось пока никаких разговоров, и Мирослава решила, что лучше попозже позвонит к ним на домашний телефон и так всё расскажет.

Она устала после дальней дороги, а на душе скребли кошки, она то и дело прокручивала в уме разговор с бабушкой и пыталась анализировать её тревогу. О чём не смела рассказать она ей, за что просила прощения, в чём могла быть виновата перед внучкой?

Вчера Мирослава ночевала у соседей и не могла почувствовать того, как одиноко сделалось в доме без бабушки. Тревожные мысли не давали ей покоя, и она бродила из комнаты в комнату, а на глаза постоянно попадались бабушкины вещи, сиротливо оставшиеся лежать там, где их оставили. От этого делалось ещё больше не по себе, хотя Мирослава понимала, что ничего страшного не случилось — бабушка в порядке, просто нужно время прийти в себя и подлечиться. Скоро она вернётся домой.

Вскоре опять позвонили родители. Разговаривая с ними, девушка подошла к небольшому отдельному столу на кухне — на нём обычно бабушка резала и сортировала травы, а так же раскладывала их, уже высушенные по холщовым мешочкам.

На столе остались лежать ножницы, ступка с пестиком, деревянная разделочная доска. Мирослава неосознанно встала на то место, где обычно стояла бабушка, работая. С этой стороны в столе находились два выдвижных ящика, в которые Мирослава никогда прежде не заглядывала — пока была маленькой, рабочее место бабушки было под запретом, так как здесь могли лежать ножницы или нож. А когда подросла, то вмешиваться во все эти травные дела стало не интересно.

Девушка, продолжая разговаривать, машинально выдвинула один из ящиков. Внутри оказалось много всякой всячины — мотки тонкой верёвки, запасные ножницы, какие-то коренья, сушёные ягоды, ленты, несколько свечей, коробок спичек, какие-то камни и тетради.

Попрощавшись с мамой и папой, Мирослава нажала «отбой» и достала верхнюю тетрадь — с потрёпанной и потемневшей от времени обложкой, с разбухшими страницами.

Страницы оказались исписаны бабушкиной рукой. Всё связано с травами — названия, когда и где собирать, как сушить, рецепты разных настоев, смесей, чаёв. Мирослава улыбнулась, перелистывая старые страницы — она не знала, что бабушка ведёт подобную тетрадь.

Спустя несколько минут она решила, что пора бы позвонить Быковым, а то потом будет совсем поздно, и положила тетрадь на место — поверх стопки других таких же. Но когда она уже стала закрывать ящик, её внимание привлекла самая нижняя тетрадь в стопке — она отличалась от других, это было заметно даже по одному торчащему уголку обложки.

По спине вдруг пробежали мурашки — у Мирославы появилось чувство, будто она вторгается в личное пространство другого человека. Но руки уже сами тянулись к тетради, извлекли её из-под стопки — толстую, с жёлтыми, хрустящими страницами, кожаной обложкой с выцарапанными символами, похожими на руны.

Почерк был не бабушкин — страницы покрывали округлые буквы, чернила местами слегка растеклись, но Мирослава в любом случае с трудом могла прочитать написанное, потому что почерк был очень непривычным, каким-то древним, устаревшим. Сейчас так не пишут, и твёрдый знак в конце некоторых слов не ставят.

На внутренней стороне обложки Мирослава