У нас всегда будет лето - Дженни Хан

Конрад учился в Калифорнии. Я не видела его с тех пор, как он год назад поступил в колледж. На его лице была двухдневная щетина, но она не выглядела колючей. Кожа была загорелой, что зимой выглядело странно, но потом я вспомнила, что в Калифорнии, вообще-то, солнце светит круглый год.

– Папа отправил мне билет в последнюю минуту. Но из-за снега рейс задержался, поэтому я опоздал. Так что я торчу дома один, пока отец с Джером гостят у родственников в Нью-Йорке. – Он покосился на меня.

– Что? – спросила я, внезапно смутившись. Я попыталась пригладить спутанные волосы и коснулась уголка своего рта. Я что, пускала слюни во сне?

– У тебя все лицо в шоколаде.

Я вытерла рот тыльной стороной ладони.

– Я не ела его, – соврала я. – Я, наверное, случайно испачкалась.

Он удивленно поднял брови, бросив взгляд на полупустую коробку с шоколадной соломкой.

– Так ты просто засунула свою голову в шоколад, чтобы скоротать время?

– Заткнись, – сказала я, не в силах скрыть улыбку.

Комнату освещал только работающий телевизор. В голове не укладывалось, что мы просто сидели рядом друг с другом. Случайное стечение обстоятельств, очень сильно напоминающее судьбу. Я поежилась и сильнее зарылась в одеяла.

Конрад снял пальто.

– Хочешь, я растоплю камин?

– Да! У меня почему-то не получилось это сделать.

– Тут нужен особый подход, – с видом бывалого разжигателя каминов сказал он. Я понимала, что он просто красовался передо мной.

Все было так знакомо. Точно так же, как два Рождества назад. Столько всего произошло с тех пор. И у него, и у меня теперь была новая жизнь, но по каким-то причинам это совсем не чувствовалось, словно все было как раньше.

Возможно, Конрад подумал о том же, поэтому произнес:

– Уже поздно разводить огонь. Я, пожалуй, пойду спать.

Он резко встал и направился к лестнице. Затем повернулся и спросил:

– Ты же внизу будешь спать?

– Да, – ответила я, – здесь очень уютно.

– С Рождеством, Белли. Я так рад, что мы с тобой увиделись, – сказал он, дойдя до середины лестницы.

– И тебя с Рождеством.

На следующее утро у меня возникло чувство, что он уже уехал. Я не знала почему. Я бросилась к лестнице, чтобы проверить свои догадки, и стоило мне схватиться за перила, как я запнулась о штанины и упала, сильно ударившись головой.

Я лежала на полу и пялилась в потолок полными слез глазами. Мне было ужасно больно.

– Ты как? – спросил возникший из ниоткуда Конрад с набитым ртом. Кажется, он ел хлопья. Он попытался помочь мне сесть, но я отмахнулась от него.

– Отстань, – пробормотала я, надеясь, что, если буду быстро моргать, слезы высохнут.

– Тебе больно? Двигаться можешь?

– Я думала, ты уже уехал, – сказала я.

– Как видишь, я все еще здесь. – Он опустился на колени рядом со мной. – Дай я попробую поднять тебя.

Я отрицательно покачала головой.

Конрад устроился рядом со мной.

– Насколько сильно тебе больно по шкале от одного до десяти? Ты ничего не сломала?

– По шкале от одного до десяти… мне больно на все одиннадцать.

– Когда дело касается боли, ты напоминаешь мне ребенка. – Его голос звучал обеспокоенно.

– Это не так. – Я хотела убедить его в обратном, но к горлу подступил ком.

– Белли, такое падение – это тебе не шутка. Ты была похожа на какое-нибудь животное из мультика, которое поскользнулось на банановой кожуре.

Внезапно я поняла, что больше не плачу.

– Ты назвал меня животным?

Он попытался сохранить серьезное выражение лица, но уголок его рта неумолимо пополз вверх. Мы оба захохотали. Я так смеялась, что боль стала еще сильнее.

– О-ох!

– Я подниму тебя и переложу на диван, – предложил Конрад.

– Нет, – запротестовала я. – Я слишком тяжелая. Через минуту-другую я сама встану.

Конрад нахмурился, и я поняла, что он обиделся.

– Я знаю, я не могу выжать свой вес, как Джер, но уж точно смогу поднять девушку, Белли.

Я вспыхнула:

– Я не это имела в виду. Я тяжелее, чем ты думаешь. Знаешь, многие на первом курсе прибавляют в весе… – Мое лицо горело. Я даже забыла про боль в спине и не обратила внимания на то, что он привел в пример Джера. Я чувствовала только смущение.

– Для меня ты выглядишь так же, – тихо произнес он и очень осторожно поднял меня на руки.

Я обхватила его шею и сказала:

– На самом деле я набрала около пяти килограммов.

– Не переживай, я справлюсь.

Он опустил меня на диван и накрыл одеялом.

– Я принесу тебе адвил[7]. Он должен немного помочь.

Глядя на него, я поняла одну вещь.

Боже мой. Я все еще люблю тебя.

Мне казалось, мои чувства к Конраду были надежно спрятаны, как мои старые ролики и маленькие золотые часики, которые папа подарил мне, когда я научилась определять время.

Но то, что ты хорошо спрятал вещь, совсем не значит, что она перестала существовать. Чувства к Конраду все время были со мной. В моей крови. Конрад всегда был частью меня, как мои каштановые волосы или веснушки. Небольшой частью, как та маленькая девочка, которая все еще верила в мюзиклы, но он всегда был со мной. Джереми принадлежало все остальное – настоящее и будущее. Но не мое прошлое.

Может, так всегда бывает с первой любовью. Она навсегда селится в крошечной части твоего сердца. До конца своих дней я буду с особой нежностью вспоминать о Конраде, о своей первой любви, как вспоминают о своем первом домашнем животном или машине. Первый опыт всегда важен. Но я была уверена, что последний еще важнее. Джереми должен был стать моим последним, с которым я проведу вечность.

Остаток дня мы провели вместе, но в то же время порознь. Конрад разжег камин и ушел за кухонный стол читать, пока я смотрела «Эту прекрасную жизнь». На обед у нас был томатный суп из банки и остатки моей шоколадной соломки. Затем Конрад ушел на пляж, а я осталась смотреть «Касабланку». Я утирала слезы рукавом, когда он вернулся.

– У меня сердце кровью обливается от этого фильма, – прохрипела я заплаканным голосом.

– Почему? Фильм ведь хорошо заканчивается, – заметил он, стягивая толстовку. – Ей гораздо лучше вместе с Ласло.

Я удивленно посмотрела на него.

– Ты вообще смотрел «Касабланку»?