Подкидыш - Эльмира Нетесова

По едва поднял дом, нужно было запасти дрова на зиму. Снова взял отсрочку. Теперь вот сено… Конечно, мог бы не думать о чужих заботах. Ведь есть еще своя жизнь. Ее надо устроить. Уже пора. Не ковыряться же век тут — в земле и навозе… А кто им поможет? Этим бабам? Ведь живут без радости. Работают, мучаются, уже не видя просветов. Вся надежда на него — чужого! Да и та — робкая, слабая, как паутинка…

«Пора мне о себе вспомнить. Зима на носу. У меня даже теплой куртки нет. Рубашки износились. Ни носков, ни ботинок, ни шапки нет, — думал человек и, перевозя последнюю копну, решил: — Все! Завтра ухожу! Не сегодня завтра снег посыплет. А я не готов к зиме».

Сгрузив сено на стог возле дома, обвязал, укрыл его рубероидом и сам себе приказал нынче же поговорить с бабами, предупредить и проститься с ними утром.

— Устал, Миколушка! Оно не мудрено. Все сено перевез! Вона сколь забот сдвинул разом. Проходи, умойся. Да садись к столу, соколик ты наш! — позвала мужика Варвара, подавая полотенце.

Николай решил начать разговор за столом. Когда все соберутся.

— Миколай! Я хочу тебе сказать. Да все не на- смелюсь. Пужаюсь обидеть. И молчать неможно дольше. Ты не обессудь нас, коли что не так. Сговорились? — глянула Варвара робко.

— Ну, что стряслось? — удивился Николай такому вступленью и подумал: «Верно, опять что-то на меня взвалить решили. Ну хватит! Я не конь, чтоб этот воз тянуть бесконечно. Не уговорите. Решил уйти и все на том! Хоть бы раз какую копейку дали! Все волоки и все даром! А нынче дарма только сыр в мышеловку кладут. Остальное все за деньги. У вас проблемы не кончаются. Я устал их решать», — нахмурился человек, строго глянув на хозяйку.

Он увидел, как притихли за занавеской Стешка и девчонки. Ждут, затаив дыханья. «Значит, этот разговор долго готовили», — подумал Николай. Но от своего отступать не хотел ни за что.

— Присядь. Давай поговорим по душам, — предложила Варвара и села к столу напротив. — Зима подступает, Миколай. Стужа скоро будет. А у тебя ничего нет. Коль не побрезгуешь нами, не загордишься, в доме много мужичьей одежи есть. От мужа, от зятя. Даже ненадеванной, новой. Если не обидишься, возьми, примерь, носи. Коль где-то ушить, укоротить, Стешка смогет, а и я подсоблю. Оно, верно, купить бы надо. Но столько враз — тяжко будет. Как ты на это глянешь сам?

— Теперь уж не до выбора. Сам хотел о том попросить. Да и решил уже…

— Вот и славно! Пошли в спальню, примерь. Авось и подойдет! — не дослушав, повела к Стешке.

Там, на койках, увидел он цветастую радугу рубашек, брюк, свитеров, шарфов. Были здесь пальто и куртки, даже плащи. Шапки и перчатки.

— Мужики наши обижены не были. Все имели. Хоть и не шибко модное, зато все крепкое! — предложила Варвара примерку.

Николай не стал ломаться. Выбрал пару рубашек, свитер потеплее, примерил куртку, шапку, плащ. Даже теплые сапоги имелись. Великоватыми оказались. Стешка тут же достала вязаные носки. Надел. И снимать не захотелось. Вот только плащ коротковат оказался. Но Стешка, глянув, сказала, что это дело поправимое.

— А вот исподнее. Новое вовсе. Зятю купляла. На запас. Може, сгодится?

— Примерить прямо теперь? — рассмеялся Николай. И оставил эту затею на вечер.

— Забирай, голубчик наш! Это все твое! — обрадовалась Варвара.

И сказала:

— Мы вот тут со Стешкой порешили промеж собой… Деньги, что на телевизор копили, — тебе отдать. С кином ождется. Не к спеху. Глядишь, к Рождеству зарежем свиней. Что с мяса выручим, то и пойдет на кино. А покуда, что нужней… Хочешь, поезжай в Дубровинку. Там в магазине можешь подкупить что нужно. А нет, в районе… Сам гляди…

— Эх, бабы, бабы! — вздохнул человек. И, взяв деньги, спрятал в карман брюк.

Утром Николай встал с тяжелой головой — долго уснуть не мог. Все думал, ругал себя: «Ведь вот решил уже окончательно. И снова сорвалось. Завяз по уши. Влип. Хотя… А чем обязан? Деньги? Так я их не украл, заработал. Барахло? Оно у них сгнило бы. А мне на первый случай. Только зацепиться, устроиться где-нибудь. Начать все по новой. Не жить же здесь до смерти. Но и бабам говорить не стоит. Уйду молча. Авось через неделю забудут. Устанут ждать. Да и кто я им? Очередная Мотя? Ну съездят в район, там дадут объявленье в газете, как и хотели. Может, им повезет», — сунул поглубже в карман деньги, документы. И закинув па плечо свою спортивную сумку, вышел из дома.

— Ты что ж это? Сам, без Шурки? Пешком? — ахнула Варвара.

— Да! Налегке! Кобыла вам и самим нужна. А мне — помехой будет.

— Покидаешь нас? — глянула испуганно.

— Не знаю, Варвара! Не обессудь! Дай н себе разобраться. Так надо! — ответил хрипло.

И вышел за ворота, пошел от дома, не оглядываясь.

Николай решил добраться до райцентра. Там — на поезд. И через два дня приехать к себе домой. Хотя дом ли это? Когда-то был своим. Давным-давно. Теперь уж, помнят ли его в сибирском поселке, где когда-то он родился и вырос, где знали его. И он был знаком с каждым человеком.

Николай идет проселочной дорогой, не оглядываясь по сторонам. Все быстрее и быстрей. Он мечтает, как, приехав, удивит родню и знакомых, видно, давно похоронивших его. Как устроится на работу С чего начнет новую жизнь…

«Надоело чертоломить на баб. Каждое утро, чуть свет в окно, проклятые петухи орут. Как охрана в зоне — побудку чинят. Попробуй усни, когда коровы жрать хотят, свиньи блажат на весь сарай. Л эта возня в доме? С пяти утра. То подойниками гремит Стешка, Варвара чухнами в — печке. Будто китайскую стену передвигает. То ведрами стучат, то девчонки подерутся меж собой. Никакого покоя. Устанешь, как сволочь, но отдохнуть и не мечтай! Да что я им, батрак? Ну, случилась осечка, свела судьба на время. Так не до бесконечности ту лямку тянуть? Не мерин, в конце концов!» — убеждал он себя.

И, радуясь свободе, зашагал широко, размашисто, торопливо. Дубровнику он миновал, даже не оглядев ее. Зачем? Она лишь случайно объявилась па пути. И вышел на дорогу, ведущую в райцентр.

Варвара долго смотрела вслед Николаю. Катились слезы по щекам бабы.

«Вот и этот ушел. Покинул навовсе. Не пришлась по душе деревенская нескладная жизнь. Л может статься, семья не запала в душу. Да кому охота чужим пособлять, коль своего сына имеет человек? Может, рассорились вгорячах. А пожил серед нас, своего простил. Отлегла от души обида.

Воротиться порешил. Может, оно так-то и краше? Ни к кому душой не прикипел. Чужим так и ушел. Ничего о нем не знаем, не сказался даже откуда родом, куда собрался? Ничего о себе. Ни слова. Знать, не воротится в обрат, — вытерла глаза цветастым фартуком. — Ну, что ж! Видать, доля такая наша. Однако, покуда жил, ничем не забидел. Слова худого не молвил. Подсоблял, что сил хватило. И на том спасибо!» — вздохнула баба. И, перекрестив спину уходящего Николая, сказала, глянув на небо: — Сохрани его, Господи! Помоги ему!