Побег из преисподней - Юлия Галанина

— Чего нос повесил? — углядел грусть Рету маг. — Нам-то, слава Всевышнему, все едино, кто в столице главный. Наше дело маленькое.

— Спина болит, — огрызнулся Рету. Спина болела, мазь, видно, подсохла, и рубцы заныли с новой силой.

— Терпи, — важно сказал маг. — Наука только через битую спину крепко пристает. Знаешь, как меня по спине лупцевали? Лохмотьями кожа висела, во как! Зато потом тверже тролльей подошвы стала, так окрепла.

Рету и не ждал ничего иного. Просто слушать про «наше дело маленькое» было неизъяснимо противно. А магу только дай волю на эту тему порассуждать. До утра не уйдешь.

Рету и сам не знал, откуда у него появилась эта твердая уверенность, что хорошие дни закончились и дальше будет только хуже. Просто он твердо решил в ближайшие же часы сделать два дела, которые нельзя откладывать.

Маг во время рассказа проголодался и был не прочь отобедать, что полностью совпадало с планами Рету. Пожелав магу приятного аппетита, он отправился домой.

Опекун спал, как и должно было быть. Еще бы. Если бы Рету вот так же куролесил, он бы, наверное, дня три отсыпался беспробудно. Рету знал, что ему нужно в покоях опекуна: откинув крышку громадного, обитого железными полосами сундука, в котором хранились столичные наряды воспитателя, он выудил из стопки рубашек две. Самых простых, льняных, белых. Без кружев, без вышивки, без всяких рюшей, которые опекун обожал, аж трясся. Рубашки Рету спрятал в свой мешок, обернув в чистую тряпицу.

Сделав первое дело, Рету направился к кузнецу Герберту. И там обменял свой парадный кинжал, украшенный самым настоящим рубином, кинжал, который не так давно справил ему опекун, потому что негоже ходить благородному отроку с пустым поясом, так вот, этот показушный кинжал он обменял на простой, надежный клинок. Без рубина, зато с острым лезвием хорошей стали.

Это было второе дело. Вот теперь он чувствовал себя увереннее. Потому что белая рубашка тонкого полотна всегда отличает дворянина от крестьянина. Как и надежное оружие.

Несколько следующих дней прошли спокойно. Настолько спокойно, что Рету весь извелся от беспокойства. Он осторожно спрашивал в городке, видел ли кто странную парочку и чем они еще занимались, кроме сиденья в трактире.

Видели их многие, но все были уверены, что это господа с пришедшего корабля, который привез пряности, вино и ткани. Потому что вели они себя странно, если не сказать чудно: шатались по городку, глазели кругом, будто что стоящее увидели, и локтями друг друга пихали. Покупать ничего не покупали, а вот забегаловки — ни одной не пропустили, везде посидели.

Рету прикидывал, не разведка ли это, не лазутчики ли. Да только не верилось, что таких важных лазутчиков направят в их захолустье. Появись Адский герцог в своем настоящем обличье на главной площади городка, с рогами, и крыльями, и когтистыми лапами, — кто в обморок не свалится, те сразу же сдадутся без всякого боя. Можно и не разведывать. Вот если бы он в столице появился… Там, говорят, столицу хранит ангел Мизраэль, тот бы сразу в бой вступил, ни шагу назад.

Рету гадал, знает ли опекун о смуте в столице? Маг же откуда-то узнал…

Опекун, похоже, тоже знал. Проспавшись, он стал тих и благороден. И все посматривал на Рету так, будто он, Рету, не воспитанник его, а поросенок, приготовленный для продажи на праздничной ярмарке.

В городке поговаривали, что теперь указы из столицы приходят за подписью «Император и Имперский Совет». А какой Император, Демосфен или другой, — никто не разберет.

Рету узнал, что корабль уйдет на юг в полнолуние. Это через три дня. Раз в Империи смута, то убраться на время в Торговое море будет вполне разумным делом. Обучиться там морскому ремеслу — и, глядишь, жизнь интересная пойдет, разные страны, разные народы, и везде ты желанный гость, товары везешь.

Нужно как-то пробраться в трюм корабля и спрятаться. Так решил Рету.

Он поспрашивал кое-кого из знакомцев на рынке и узнал, что владельцы корабля сейчас ведут переговоры с кем надо по одному деликатному делу. Мана и ресурсы — это, конечно, хорошо, но совершенно случайно на острове нашли серебряную руду. В столице еще об этом не знали, потому что местные тоже были не дураки. Ага, сообщи имперским властям, смута там или не смута, а прибрать серебро к рукам охотники тут же найдутся. Объявят собственностью короны — и привет. Опять основной статьей вывоза станет пойло тетушки Ниды, а его и для внутренних нужд еле хватает.

Говорили, что, когда обе стороны в цене сойдутся, корабль уйдет. А сойдутся они завтра, потому что и тем выгодно, и тем, и руда дешевая, и новый корабль неизвестно когда придет — а не успеешь продать, опять же в любой момент Империя о своих новых ресурсах узнает и лапу наложит. И поэтому, как только торговцы стукнут по рукам, с Рудника на пристань пойдут телеги, и с них будут перегружать мешки с рудой прямо в трюмы. И Рету рассчитал, что работа тяжелая, поживиться около нее нечем — если булки грузишь, можно хоть парочку спереть и слопать, а с руды этой что взять, жуй ее, не жуй, это тебе не лепешка, с нее же, с руды этой, еще серебро получить надо, поэтому грузчики будут работать только за плату, без всяких обычных приятностей. И можно подкупить грузчика, чтобы подмениться вечером, — и ему доход, и на корабль попадешь. Кто там будет считать, сколько человек мешки занесли и сколько спустились по трапу. Корабль все вина и шелка распродал, опять же, кроме руды, в трюмах и нет ничего ценного.

И видно, так Рету сбежать хотелось, что придумалось это все у него без сучка и без задоринки, даже сам удивился, как оно складно вышло. Осталось только дождаться, не пропустить, когда телеги с рудой пойдут в порт. Рету высчитал, что это сразу на рынке заметно будет: работа большая, поэтому почти все грузчики на пристань подадутся, когда еще такой заказ выпадет.

Опекун его уроками не мучил, потому что животом захворал. (Подозревал хозяйку, что подала на завтрак яичницу из несвежих яиц.) Целый день отлеживался, задернув занавеси балдахина.

Рету это было только на руку. Он прогулял урок у монастырского служки и почти целый день прошатался по городу. Заработал несколько мелких монет и пару оплеух.

И дождался-таки: увидел, как опустел кабачок, любимый грузчиками. «На пристани большая работа», — сказал ему вышибала, пряча медячок.

По всему выходило — пора. У Рету в животе словно кусок льда завелся от страха. Одно дело — придумать, а другое — начать выполнять. Он побрел домой. Так задумался, что не заметил, как врезался в идущего навстречу человека, словно на скалу налетел. Поднял голову — тот, длинный, с орлиным носом. Снова в городке! Рядом загоготал, затопал от восторга пухлой ногой толстый.

Отскочив от парочки как ошпаренный, Рету кинулся бежать сломя голову. Совсем не в ту сторону, куда шел.

До дома добрался, когда стемнело. Проходя мимо трактира, заглянул в окно — опекун выздоровел и с мрачным видом цедил вино. Рету не стал заходить, ну его. Спина до сих пор болит от плетки.