Когда наступит вчера - Владимир Свержин

– Нет, – покрутил косматой головой дед Пихто. – Зато следы читает, как по писаному. И по звездам все растолковать может.

– По звездам – это ценно, – хмыкнул я. – Ладно, заметано. Рассказывай, что там тебе пригрезилось?

– Ну, значит, так, – словно медиум закатив глаза, начал протяжно вещать дед Пихто. – Далеко-далеко, неведомо где, у берега моря, от сего места кричи – не докричишься, может статься, что в трех конских поприщах[2]отсюда, а может, даже и в пяти, сошлись в гибельной схватке два чужестранца неведомых да незнаемых. Один, стало быть, длинный такой, пожалуй, и в две сажени будет. Другой же, наоборот, ростом невелик, а волосья за ним, точно хвост за летучей звездой. Рубились они с насердием[3], без сна и без устали неделю кряду. А потом тощий-то верзила, ярлыга ходячая, ворога своего изловчился, за власа ухватил, да мечом ка-а-ак рубанет! – Старец замолчал.

– Ну и че дальше было? – заторопил рассказчика увлеченный сюжетом витязь.

– А щур их знает?! – пожал плечами дед Пихто. – Не успел я досмотреть. Вы уже почти через лес проскочили. Кабы края дожидался, вас бы и след простыл.

– Дед! По-моему, ты нас конкретно кинул. – В словах Вадима Ратникова слышалась плохо скрываемая угроза. – Зуб давал, что всё чики-чики, а сам тут фуфел нам прогоняешь!

– Всё по уговору. – «Свидетель» потряс указательным пальцем перед лицом моего друга. – Что видел, то и сказываю. Ни вот столечки не утаиваю.

– Дедуля за вами побег, храбрый витязь, а я-то как есть на месте осталась, – вмешалась в назревающую ссору красна девица.

– Ну и че там дальше было? – досадливо поинтересовался Вадюня.

– О том вам знать еще черед не пришел. Коли возьмете меня с собой – так и растолкую!

– Блин горелый! – выругался Вадюня. – Яблоня от старого пня недалеко падает. Лезь за спину. Я не как твой дед, я чисто конкретный пацан, ля-ля не развожу. – Он оглянулся, ища на ком сорвать накопившуюся обиду. – Я не понял в натуре, где Делли, где Проглот?

– Фея пошла с лесовиками тутошними словцом перемолвиться. А щеночек ваш, извольте видеть…

Юного грифона мы изволили увидеть во всей красе. Резвоногий полукровок весело мчал к нам навстречу, сжимая в клюве нечто белое, расшитое жемчугом, со свисающей кисточкой.

– Опять что-то спер, животина наглючая! Брось, Проглот! Фу! Отдай! Дай сюда!

Юное чудовище затрясло головой, всем своим видом выражая нежелание выполнять законные требования представителя власти.

– Отдай сюда! – Мне пришлось вновь спешиться, чтобы отобрать у расшалившегося монстра дорогую игрушку.

Он крутился на месте, отпрыгивал, клекотал, не размыкая клюва, пока наконец не был изловлен за ухо Вадимом.

– Это ваше? – доставая из мощного клюва очередной трофей, спросил я.

Дед Пихто внимательно поглядел на Проглотову добычу.

– Так ведь это, того… – почесывая затылок, промямлил он. – Это ночной колпак, не иначе. А кому в бору такие-то колпаки носить?

В словах старика был резон. Лесная жизнь не предполагает любви к изысканным безделицам. И всё же… Я оглядел головной убор еще раз. Тонкий шелк, шитье мелким жемчугом, монограмма… Занятный, кстати, вензель!

Я неожиданно напрягся, словно борзая, взявшая след.

– Вадюнь! Глянь-ка, какая интересная штуковина: корона, а под ней литера «Б», переплетенная с двойкой!

– Ну и че?

– Че-че? Горячо! – передразнил я соратника. – Жабс за хвостень даю, это – ночной колпак его величества короля Барсиада II!

Если бы в клюве расшалившегося грифона оказался не колпак, а самая что ни есть настоящая корона Субурбании, думаю, и это бы не вызвало на лицах лесных аборигенов удивления и замешательства большего, чем довелось наблюдать не менее ошарашенной следственной группе. Конечно, впечатления к делу не подошьешь. Видали мы спецов, так натурально изображавших невиновность и непричастность, что поневоле хотелось сменить листовки с их фотографиями на стенде «Федеральный розыск» на плакаты «Голосуйте за…».

– Ну-у-у?! – с затаенной угрозой в голосе протянул я, не слишком, впрочем, представляя, кому и чем я, собственно говоря, угрожаю. – И откуда взялся этот головной убор?

– И то верно, право слово! – Дед Пихто запустил пятерню в седые патлы. – Не вырос же он тут?

– Не надо темнить, уважаемый кудесник! – всё так же с нажимом продолжал я, с грустью сознавая, что подобные действия на оперативном сленге называются «тянуть пустышку».

Но у нас в руках был непреложный факт. На следующий день после таинственного исчезновения из столицы властительного государя со всей его чиновной камарильей, посреди чащобной глухомани обнаруживается предмет, так сказать, личного, почти интимного монаршего обихода. Причем, вероятнее всего, в момент исчезновения как раз прикрывавший от ночной прохлады голову божьего помазанника. А это след, причем след отчетливый и свежий. Хорошо бы сделать по этому следу хоть несколько шагов!

– Почтеннейший гражданин Пихто Нашбабецос, вы можете сказать, что это за предмет?

– Ночной колпак, – бойко отрапортовал лесной житель, осматривая находку. – По клейму видать – государев.

– Ве-ерно, – вкрадчиво продолжил я. – Монограмма короля Барсиада II. И что, позвольте узнать, такая вещь делает в ваших, если можно так выразиться, угодьях?

– Ну так, видать по всему, валялась где-то, – пожал плечами вещун. – А откуда взялся, кто ж его знает? Мы люди тутошние, это каждый скажет. В чужие места не ездим, землетопством не промышляем, а уж чтоб вещь чужу скрасть, так это и вовсе ни-ни! За такие-то лихоимства и вышнего дара лишиться можно! Да и к чему в наших местах такая непутяща одежа?

– Пожалуй, что вам он действительно ни к чему, – согласился я. – Но ведь колпак-то ночью у короля на голове был!

– И чего? – искренне удивился кудесник.

– Деда! – вмешалась в нашу речь Оринка. – Гость наш исподволь толкует, что мы его величеству головенку оттяпали.

– Да ну, типун тебе под язык! – ошеломленно замахал руками почтенный старец. – На что мне его голова?! Да и то сказать, не глухарь какой, король всё ж таки. За такого лишь возьмись – хлопот не оберешься! Выдуло, должно быть, тот колпак из окошка. Да так перекатом сюда и докатило. А здесь на ветку или корягу замотало. Тут-то ваш зверек ее и сыскал.

Проглот, словно чувствуя, что речь пошла о нем, радостно защелкал клювом и поднял хвост трубой, заставляя кисточку на нем развеваться точь-в-точь как на казачьем бунчуке.

– Если бы колпак катило по земле, – с мягкой, очень мягкой улыбкой начал я, – он был бы грязным, буквально черным. А он чистенький, как будто только что выстиран. Как вы это объясните?