Анна в кроваво-алом - Блейк Мастерс

– А ты попробуй.

Приходит мысль, что Кармель Джонс точно знает, как получить желаемое. Но она также предоставила мне возможность быть предельно откровенным. Губы уже складывают фразу «Анна, я здесь ради Анны», когда сзади к нам подкатывается Троянская Армия в одинаковых, как с конвейера, футболках Черчилльской команды по борьбе.

– Кармель, – говорит один из них.

Я, даже не глядя, знаю, что он либо является, либо являлся до самого недавнего времени бойфрендом моей собеседницы. Он произносит ее имя словно смакуя. Судя по реакции Кармель – вздернутый подбородок и выгнутая бровь, – догадываюсь, что скорее бывший.

– Будешь сегодня? – спрашивает он, полностью игнорируя меня.

С весельем наблюдаю за ним. У местных спортсменов в четвертом проходе синяя мигалка.

– А что сегодня? – спрашиваю я.

– Ежегодная вечеринка «На краю света». – Кармель закатывает глаза. – Мы всегда что-нибудь подобное устраиваем вечером первого школьного дня.

Угу, всегда, с момента выхода «Правил секса»[16].

– Круто, – говорю.

Неандертальца у меня за спиной игнорировать больше нельзя, поэтому протягиваю руку и представляюсь.

Только исключительный быдлан откажется пожать мне руку. И я только что такого встретил. Он кивает на меня и бурчит:

– В чем дело?

Представляться не чешется, но это делает Кармель:

– Это Майк Эндовер. – Указывает на остальных: – А также Чейз Патнэм, Саймон Пери и Уилл Розенберг.

Все они кивают мне как совершеннейшие уроды, за исключением Уилла Розенберга – тот пожимает-таки мне руку. Он единственный не выглядит законченным мудилой. Школьную куртку он носит нараспашку и слегка сутулится, словно до некоторой степени стыдится ее или, по крайней мере, нынешней компании.

– Ну так ты идешь или что?

– Не знаю, – отвечает Кармель. Тон у нее раздраженный. – Посмотрим.

– Мы будем у водопада часам к десяти, – говорит он. – Дай мне знать, если тебя надо подвезти.

Когда он уходит, Кармель вздыхает.

– О чем они говорят? Водопады? – притворяюсь заинтересованным я.

– Вечеринка у водопада Какабека. Место каждый год меняется, чтоб полицию со следа сбить. В прошлом году собирались у водопада Троубридж, но все перепугались, когда… – Она умолкает.

– Когда что?

– Ничего. Просто кучка страшилок про привидения.

Неужто мне так повезло?! Обычно проходит неделя, прежде чем находится удобный предлог навести разговор на призраков. Этот вопрос не так-то легко поднять.

– Обожаю истории о привидениях. На самом деле, мне страшно хочется послушать хорошую страшилку. – Пересаживаюсь напротив нее, ставлю локти на стол и подаюсь вперед. – И мне очень нужен кто-нибудь, кто познакомил бы меня с ночной жизнью Тандер-Бей.

Она смотрит мне прямо в глаза:

– Можем взять мою машину. Где ты живешь?

Кто-то за мной следит. Ощущение такое острое, что я просто чувствую, как мои собственные глаза пытаются просочиться сквозь череп и раздвинуть волосы на затылке. Обернуться не позволяет гордость – на моем счету слишком много жуткой хрени, чтобы вскидываться из-за какого-то наблюдающего за мной человека. К тому же имеется отличный от нуля шанс, что это всего лишь паранойя. Но мне так не кажется. Там позади что-то есть, и это что-то еще дышит, и мне от этого не по себе. У мертвых простые мотивы: ненависть, боль и растерянность. Они убивают просто потому, что им больше ничего не осталось. У живых же имеются потребности, и тот, кто следует за мной, хочет чего-то от меня или что-то мое. Это заставляет нервничать.

Я упрямо смотрю вперед, нарочито не тороплюсь и старательно дожидаюсь переключения светофора на каждом перекрестке. Мысленно я кляну себя, что откладываю покупку новой машины, и прикидываю, где бы проболтаться часок-другой, дабы перегруппировать силы и избежать слежки до дому. Останавливаюсь, скидываю с плеча кожаный рюкзак и шарю внутри, пока рука не стискивает ножны атама. Это меня бесит.

Иду мимо кладбища, пресвитерианского, кажется. Печальное, неухоженное место, на могильных камнях безжизненные цветы и ленты, истрепанные ветрами и заляпанные грязью. Один из ближних камней валяется на земле – упал замертво, как и похороненные под ним. При всей печальности здесь тихо, ничего не меняется, и это меня немного успокаивает. В центре стоит женщина, вдовая старуха, и глядит на могилу мужа. Шерстяное пальто на ней стоит колом, а нижняя челюсть подвязана тонким носовым платком. Я слишком занят преследователем, и до меня только через минуту доходит, что она надела шерстяное пальто в августе.

В горле першит. Она поворачивает голову на звук, и мне даже отсюда видно, что глаз у нее нет. Только серые камни там, где некогда были глаза, однако мы не моргая смотрим друг на друга. Морщины у нее на щеках так глубоки, словно нарисованы черным маркером. Наверняка у нее имеется своя история, выворачивающая душу история о горе, от которого у нее глаза окаменели и из-за которого она приходит сюда глядеть на, как я теперь подозреваю, собственную могилу. Но в данный момент за мной следят. У меня нет на нее времени.

Откидываю клапан рюкзака и вытаскиваю нож за рукоять, показывая клинок только мельком. Старуха растягивает губы и размыкает зубы в беззвучном шипении. Затем она отступает, медленно погружаясь в землю – словно смотришь на кого-то, кто машет тебе с эскалатора. Страха я не испытываю, лишь тоскливую неловкость оттого, что так долго не замечал, что она мертва. Она могла попытаться меня напугать, подберись она поближе, но она не из тех призраков, что убивают. Будь на моем месте кто другой, просто не заметил бы ее. Но я настроен на такие вещи.

– Я тоже.

От голоса прямо за плечом я подскакиваю. Рядом стоит паренек, и стоит он так уже бог знает сколько. Нечесаные черные волосы, очки в черной оправе, тощее нескладное тело прячется под плохо сидящей одеждой. Кажется, видел его в школе. Он кивает на кладбище.

– Страшненькая старушенция, а? – говорит он. – Не переживай. Она безобидная, является минимум трижды в неделю. А мысли я могу читать, только когда человек думает о чем-то по-настоящему крепко. – Он криво улыбается. – Но у меня такое ощущение, что ты всегда крепко думаешь.

Слышу где-то рядом глухой стук и соображаю, что это я отпустил атам. Это он с таким звуком ударился о дно рюкзака. Я понимаю, что это и есть тот, кто шел за мной, и знание приносит облегчение. В то же время перспектива общения с телепатом сбивает с толку.

Я уже встречал телепатов. Кое-кто из отцовских друзей обладает этой способностью – в разной степени. Папа говорил, это полезно. А по-моему, в основном стремно. Перед первой встречей с его другом Джексоном, которого сейчас очень люблю, я подбил свою бейсболку фольгой. Что? Мне было пять лет. Я думал, это поможет. Но в данный момент у меня под рукой ни фольги, ни бейсболки, и я стараюсь думать помягче… что бы это, черт подери, ни значило.