Жестокий мир мужчин - Татьяна Полякова

Тут я поймала себя на мысли, что в третий раз перечитываюодин и тот же абзац. «Второго июня во втором часу ночи на улице Катинской, домномер 7, совершено жестокое убийство…» Я прочитала заметку еще раз. Странно, обэтом убийстве я ничего не слышала, впрочем, чего ж странного, не о том головаболела. В газете этому убийству отвели совсем немного места, хотя такое в нашемгороде случалось редко: четыре трупа: хозяин, два его гостя и телохранитель,еще два тяжелораненых охранника скончались позднее, один по дороге в госпиталь,другой на следующий день в больнице. В заметке прозрачно намекалось набандитские разборки. Никто из убитых знаком мне не был, я даже никогда о них неслышала. Интересно… Я тщательно просмотрела последующие номера газет… Ничего…Странно, кровавое убийство, в общей сложности шесть трупов – и маленькаязаметка в газете… зато об Илье писали много и обо мне тоже… Когда появиласьидея «убийство на почве ревности», мне пришлось несладко… Знакомство с Андреем,работа над портретом, показания свидетелей. Анонимный доброжелатель позвонил потелефону, Илья поехал к другу с намерением задать ему пару вопросов, тот дал наних исчерпывающий ответ, Илья выхватил пистолет и дважды выстрелил… Чушь,господи, какая чушь… Да, наша история, как видно, произвела впечатление, вовсех газетах публиковалось одно и то же… Впрочем, и кровавому убийству на улицеКатинской некто В. Артемов посвятил довольно большую статью. Я стала ее читать,одновременно пытаясь понять, почему она так меня заинтересовала.

В статье о самом убийстве говорилось мало, общие фразы окриминальной обстановке в стране и конкретно в нашем городе… Улица Катинская…где-то я видела такую табличку… что-то очень знакомое…

– Вы закончили? – Кажется, мне вторично задалиэтот вопрос, я не сразу сообразила, что стою возле стола библиотекаря.

– Да… – ответила я с трудом и пошла к выходу.

Черт, голова невыносимо болит… В машине я закурила, глядя наредких прохожих, и не спеша тронулась с места.

Знакомые улицы, проспект, универмаг, я свернула и неудивилась, оказавшись возле дома Андрея. Обычный двухэтажный дом с однимподъездом. На балконе, где он когда-то любил загорать на надувном матрасе,висело детское белье. Другие люди, другая жизнь… Только не для меня… Где,сказал парень, стояла моя машина? На углу Перекопской?

Я проехала еще немного и притормозила. Что ж, место выбраноправильно, приди мне в голову укрыть машину от посторонних глаз, отправляясь кАндрею, непременно оставила бы ее здесь. Только в ту ночь я никуда не уезжала,стояла возле окна, таращилась в темноту и ждала мужа. А мой ночной собеседникутверждает, что видел мою машину здесь.

Я вышла и огляделась. Пересечение двух улиц, слева парк.Если в ту ночь Илья действительно был в парке, мог он видеть мою машину? Янемного прогулялась. Вот с этой аллеи ее хорошо видно… днем. А ночью? Здесь двафонаря, рядом с одним как раз сейчас стоит моя «девятка», вопрос: горит ли этотсамый фонарь по ночам, а главное, горел ли он тогда, пять лет назад?

Допустим, Илья видел мою машину, ну и что? Некто сообщил емугрязную сплетню обо мне и Андрее?.. Господи, Илья никогда бы этому не поверил,даже если бы увидел мою машину не один, а сотню раз… Он простился со мной,уехал… а дальше – тайна за семью печатями.

Я вернулась к машине, взялась за дверцу и замерла,разглядывая дом напротив. Распахнутые окна второго этажа, горшки с геранью…тишина, провинциальный уют. Я хлопнула дверцей, прошла во двор и села наскамейку возле детской площадки. Мальчишка лет пяти с шиком проехал по луже навелосипеде, подняв море брызг, а я засмеялась, загораживаясь от них руками.Потом поднялась и пошла через двор, но не к машине, а прямо, к старенькимособнякам, тонувшим в кустах акаций. Когда-то я любила такие места, подолгусидела в маленьких двориках, кормила голубей и рисовала.

На рисунках выходило всегда одно и то же: раскрытое окно,белая занавеска, герань и кусты акации.

Я облокотилась на деревянный палисадник, улыбаясь своиммыслям, подняла голову и увидела цифру «семь» над подъездом. Повинуясьбезотчетному порыву, покинула двор, ища глазами табличку. Налицо был явныйдефицит табличек на данной улице. Я прошла домов пятнадцать, прежде чемзаприметила надпись на одном из них: красной краской размашисто кто-то вывел «улицаКатинская», а поверх красной надписи – оранжевая: «улица 8 Марта». Яприсвистнула и пошла навстречу дворнику. Он не торопясь сгребал мусор возлеконтейнеров. Я извинилась и спросила:

– Не скажете, улицу давно переименовали?

– Да уж года три будет, – весело ответил усатыйдядька с красным носом, прекрасно гармонировавшим с яркой футболкой и надписьючерез всю грудь на английском «Люби меня».

– А чем не угодило старое название? – улыбнуласья.

– По мне, что старое, что новое, все едино… Но умныелюди, видно, по-другому думают. Катинская какая-то революционерка была, непомню, чем знаменитая, вроде застрелила какого-то царского генерала или ещекого… На первом доме доска висела с разъяснением, но я, честно сказать, забыл,что там про это сказано было, хоть и читал. А так как революционеры теперь не вчести, доску сняли, и называемся мы теперь «8 Марта».

– Ясно, – покачала я головой. – Что ж, 8Марта тоже неплохо.

– Неплохо, – отозвался он.

– А где седьмой дом, не скажете?

– Так вы от него идете, он в той стороне.

– Спасибо.

– А зачем вам седьмой дом? – вдруг заинтересовалсядядька. – Там сватья моя живет…

– Давно?

– Второй год.

– Жаль. – Я опять остановилась, а дядька отставилметлу в сторону и взглянул на меня с интересом. – Хотела кое-что узнать отом убийстве… Может, слышали, пять лет назад в этом доме расстреляли людей изавтоматов. Я из газеты, собираю материал.

– Как не слышать, слышал. – Интерес дядьки заметноупал. – И из газет приходили. Только чего узнавать-то? Давным-давно этобыло. Одни бандюги убили других, ну и… земля им пухом. Стрельба-то ого-го была,из автоматов пальнули… шесть трупов, страсть…

– Четыре трупа, – поправила я, – двое умерлив больнице.

– Все равно страсть, – сурово нахмурилсядядька. – А вы женщина молодая, симпатичная, а такими историямиинтересуетесь.

– Так ведь работа у меня. – Я улыбнулась свозможной теплотой.

– Работа… знаете, как бывает: узнаешь чего лишнее – итого…

– Что того? – подняла я брови в крайнем изумлении.