Лоскутик и Облако - Софья Леонидовна Прокофьева

а я её всю вылило. Я выплакало всю свою память. Всё, что помнило. Ну, прощай!

– Да подожди! – с отчаянием воскликнула Лос-кутик. – Ещё у меня сегодня день рождения. А ты говорило: дождь-рождение.

– Да, да, припоминаю, что-то такое было… – Облако немного посветлело.

– А потом ты превратилось в двенадцать собак…

– Да, да, это я помню…

– И мы пошли…

– Стой! Молчи! Вспомнило! Мы пошли в лавку к Мельхиору…

– Да!

– Ты – Лоскутик!

– А, вот где ты! Попалась, голубушка!

По улице шла Барбацуца. Из её единственного глаза от ярости просто сыпались искры. Она только что побывала во дворце и узнала, что король вовсе не хочет манной каши, а главный повар и не думал посылать за ней голубей.

Облако тут же свернулось клубком, шмыгнуло Лоскутику под локоть и там затаилось.

Барбацуца приближалась медленно, не спеша, и это было страшнее всего. Тень её упала на Лоскутика. Лоскутик прижалась спиной к забору.

– Где была? Признавайся, – спросила Барбацуца тихо и сипло.

– Платье покупала! – подсказало Облако, слабо шевельнувшись под мышкой.

– Платье покупала… – помертвев, повторила Лоскутик.

– Врёшь! Если ты покупала платье, то у тебя должно быть платье! Где оно? Покажи! – Барбацуца занесла над головой Лоскутика сжатые кулаки.

Лоскутик невольно вытянула вперёд руки, чтобы защитить голову от удара, и вдруг на её руках, легко развернувшись, повисло белоснежное кружевное платье.

Ветер раздул кружевной подол, зашевелил бантами и оборками. Кружево было такое тонкое, что казалось, вот-вот растает на глазах.

Даю голову на отсечение, что ни одна принцесса на свете не отказалась бы от такого платья!

– Ты купила себе это платье? Нищенка! Кружевное? Замарашка! С бантами? Побирушка! Белое? Самое непрактичное! Барбацуца от возмущения с трудом находила слова.

Она уже протянула руки, чтобы схватить платье, но кто-то опередил её. Её опередила маленькая жалкая дворняжка. Что это была за ничтожная тварь!

Во-первых, у неё было всего лишь три ноги, да и то больше похожих на кривые паучьи лапки. Хвоста и ушей не было и в помине.

Она была так худа, что все рёбра, проткнув кожу, вылезли наружу. Но всё это не помешало собачонке быть очень проворной.

Она высоко подпрыгнула и ловко цапнула за подол прекрасное кружевное платье. Затем, часто перебирая своими тремя лапками, бросилась наутёк.

Кружевное платье волочилось по пыльной дороге.

– Ах, проклятая! – крикнула Барбацуца и бросилась за мерзкой собачонкой.

Казалось, она вот-вот ухватит платье за рукав.

Но собачонка отчаянно тявкнула, поддала ходу, перемахнула через канаву, пролезла в щель под забором и скрылась.

Глава 10

Удивительное происшествие на закате

«Ни за что не проснусь, – подумал художник Вермильон и тут же понял, что больше он не заснёт. – Ну хорошо, пусть я не засну. Но уж глаза открыть меня никто не заставит».

Он знал, что́ он увидит. Битые стёкла на полу, сломанные рамы, разодранные в клочья портреты.

Прежде художник Вермильон жил припеваючи.

Придворные шёголи и богачи с утра до вечера толклись в его мастерской и охотно заказывали ему свои портреты.

Но шли годы, и художнику открывались глубокие тайны мастерства. Он научился смотреть на мир особым взглядом. Видеть красоту самых простых вещей: камня и грубого глиняного кувшина.

Сам того не желая, он стал рисовать людей такими, какие они были на самом деле, и совсем не такими, какими они хотели казаться.

Самое удивительное, что художник даже не думал об этом. Это получалось у него как-то само собой. Но тру́сы на его портретах были тру́сами, как бы они ни пыжились, стараясь изобразить себя смельчаками.

Льстецы – льстецами.

А обманщик, даже если ему удалось убедить всех, что честнее его не сыщешь человека во всём королевстве, всё равно на портрете выглядел обманщиком.

Надо ли говорить, в какую ярость приходили все эти люди, увидав свои портреты?

И всё-таки художник Вермильон ещё как-то сводил концы с концами.

Но вот наступил этот несчастный день, и всё рухнуло.

Теперь художник был окончательно разорён, а мастерская его разгромлена.

Как же это случилось, спросите вы меня?

Весь этот день неудачи преследовали художника.

С утра к нему заявился главный королевский пирожник и заказал свой портрет.

На вид пирожник был очень добрый и симпатичный.

У него были толстые, мягкие щёки и сладкая улыбка.

Но так как на самом деле он был человеком жадным и жестоким, то и на портрете он получился именно таким.

– Это клевета, а не портрет! – разозлился главный пирожник.

Он подтащил художника к большому зеркалу, висевшему на стене.

– Ах ты негодяй! Посмотри, какие у меня добродушные щёки, честный нос и славные, располагающие к себе уши! Посмотри, какой я славный парень! Этакий миляга и симпатяга! А ты меня каким изобразил? Это клевета, а не портрет!

Главный пирожник ушёл, хлопнув дверью, не заплатив художнику ни гроша.

А Вермильон, чувствуя себя очень усталым, решил немного прогуляться.

Он перешёл мост Бывшей Реки и вышел на площадь Забытых Фонтанов.

Солнце, похожее на докрасна раскалённую сковородку без ручки, уходило за сверкающие кровли дворца.

Художник глянул на него один раз и опустил голову.

«Как это печально и пусто – солнце на голом небе, – подумал он. – Закат делают прекрасным облака. Как жаль, что люди в нашем городе никогда не видели красивого заката. Наверно, поэтому они такие скучные и злые…»

Художник глянул на небо ещё раз и тихо ахнул.

Всё изменилось.

Над городом плыло облако. Казалось, небо запело.

Облако было всё кружевное и нежное. Лучи солнца охватили его снизу, наполнили золотом.

«Оно похоже на лебедя или на корабль под парусами, подумал художник. – Нет, больше всего оно похоже на кружевное платье. Да, да! На платье из тончайшего кружева. А вот из-за него выплыло ещё одно облако. Это похоже на какого-то зверька. Пожалуй, больше всего на трёхногую собачонку».

Художник оглянулся. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь ещё увидел это чудо.

Но как назло, на площади не было ни души.

В этот час все богатые люди уже ложились спать.

«Больше спишь – меньше пьёшь!» – была их любимая поговорка.

Вдруг все жители окрестных домов разом вздрогнули, скатились с постелей, вскочили со стульев. В каждом доме что-нибудь упало или покатилось по полу.

Главный повар уронил склянку с успокоительными каплями на и без того совершенно спокойный коврик около своей кровати.

«Бом! – вставайте! Бум! –