Все к лучшему - Джонатан Троппер
Шрифт:
Интервал:
Доктор задирает на мне халат, точно дядюшка-извращенец, и мажет мне гелем низ живота. Я закрываю глаза, стараясь не думать ни о чем, сосредоточиться на дыхании. Некоторое время мне это удается, но вдруг меня осеняет: врач уже довольно долго водит зондом там, внизу, и постоянно щелкает мышкой. Я открываю глаза и пугаюсь, увидев хмурое лицо и поднятые брови доктора.
— Что вы делаете? — спрашиваю я.
— Обследую ваш мочевой пузырь, — отвечает он удивленно, как будто забыл, что нижняя часть туловища, которую он изучает, принадлежит живому человеку.
— Все в порядке?
— Гм, — хмыкает доктор.
Не дай вам бог когда-нибудь услышать от врача такой ответ. «Гм» на медицинском жаргоне значит «капец».
— В чем дело? — тревожусь я.
Доктор поворачивает ко мне монитор, и я смотрю мрачный, пугающий до дрожи фильм ужасов про стенку моего мочевого пузыря.
— Вот, — доктор мышью рисует на экране кружок. — Видите?
— Что?
— Вот это яркое пятно.
— Ага, — киваю я. — И что это такое?
Доктор Сандерсон пристально вглядывается в экран и медленно кивает:
— Пока не знаю, — отвечает он, и моя жизнь меняется навсегда.
Я сижу в луже пота, халат липнет к вымазанным гелем бокам, на экране передо мной нелепо пульсирует мой мочевой пузырь, и комната плывет перед глазами. Я молча таращусь на пятно, превратившееся на мониторе в ничтожную серую точку. Доктор объясняет, что это может быть скопление капилляров и волноваться не о чем, завтра мне нужно прийти еще раз и на всякий случай сделать цистоскопию, чтобы все прояснить, но его голос доносится до меня словно издалека. Может быть, ему пока и неизвестно, что это за пятно, но я уже все понял.
Это не пустяки.
От врача я выхожу, как в тумане, в голове лихорадочно крутятся мысли о том, что у меня рак. Одно я знаю точно: пациент из меня получится аховый. Я не обнаружу в себе скрытых доселе запасов силы, никого не вдохновлю своим мужественным примером, не стану шутить над своей болезнью и откровенно о ней рассказывать, а когда у меня выпадут волосы, не буду носить прикольную шапку. Я не герой для документального фильма. Скорее всего, я превращусь в плачущего, блюющего доходягу, запрусь у себя в комнате, свернусь калачиком и буду себя жалеть, пока не перейду в небытие. Буду реветь, как большой ребенок.
Хочу к маме.
Мобильник сообщает, что у меня семь пропущенных вызовов. Посредник должен всегда быть на связи. Я подавляю мощное, практически природное инстинктивное желание проверить автоответчик. Все равно в таком состоянии я работать не смогу. Я таращусь на экран телефона, пытаясь понять, что же мне, черт побери, делать. Надо бы позвонить Хоуп. Ведь все нормальные люди, попав в передрягу, обычно звонят родным и близким, правильно?
Но когда я наконец решаю позвонить, пальцы сами набирают номер Тамары.
— Привет, это я.
— Зак! Что случилось, милый?
— Ничего, если я заеду?
— Конечно! Ты приедешь к ужину?
— Вообще-то я хотел уйти с работы и приехать прямо сейчас. Погулять с Софи в парке.
— Неужели ты сбежишь с работы? — удивляется она.
— Мне это не впервой, — отвечаю я.
— Отлично, — говорит Тамара. — Правда, я что-то не припомню, чтобы ты прогуливал работу. Что происходит?
— Ничего. Просто настроение паршивое.
— И ты решил от дождя забраться в пруд?
— Чего не сделаешь за компанию, — поддакиваю я.
— Что есть, то есть, — соглашается Тамара. — Ладно, приезжай. Я постараюсь тебе доказать, что твои проблемы по сравнению с моими — еще цветочки.
— Я на это рассчитываю.
Тамара смеется.
— Мы с тобой молодцы. Встретить тебя с поезда?
— Не надо. Я возьму машину Джеда. Буду примерно через час.
— Хорошо. Я к тому времени разбужу свое чудовище.
Джед держит свой кабриолет «лексус» в гараже за углом. Охранники меня уже знают; и мама, и Тамара живут в Ривердейле, поэтому машиной я пользуюсь чаще Джеда, который давно уже никуда не ездит. Понятия не имею, почему он до сих пор не продал автомобиль и каждый месяц платит заоблачную аренду за гараж. Наверно, когда деньги не проблема, ты готов платить просто за возможность пользоваться чем-либо, мне же подобное расточительство только на руку. Прежде чем отправиться за машиной, я принимаю душ и решаю побриться. Тамара наверняка меня обнимет и поцелует в щеку, и я не хочу, чтобы от меня разило.
После свадьбы Раэль с Тамарой планировали остаться на Манхэттене, но когда родилась Софи, в квартире стало тесновато, и они купили домик в Ривердейле, примерно в миле от того места, где прошло наше детство. Раэль бы никогда в этом не признался, но ему было приятно вернуться в Ривердейл: ему казалось правильным растить дочь в родном городке. Но когда он погиб, Тамара осталась одна в чужом городе, с дочерью и ипотекой — и понятия не имела, куда ехать и как жить дальше.
Дом Тамары. Она сидит в шортах и топике, положив ногу на ногу, на круглом кухонном столе, попивает диетическую колу и внимательно читает журнал «Пипл». Длинные темные волосы практически скрывают ее лицо. Тамару не интересуют разводы знаменитостей и подробности из личной жизни манекенщиц. Даже не взглянув на журнал, я понимаю, что она читает очередную душещипательную историю про детей, какую-нибудь маленькую девочку, получившую ожог 90 % кожи, когда в машину ее матери врезался пьяный водитель и автомобиль загорелся, или про страдающего редким видом лейкемии мальчика, чьи одноклассники в знак солидарности побрились налысо, или про подростка из Камбоджи, которому отдал свою почку вышедший на пенсию почтальон из Скрантона, штат Пенсильвания. С тех пор как умер Раэль, Тамара одержима историями о больных и умирающих детях. У Софи не осталось никого, кроме нее, и она смертельно боится, что не справится с воспитанием.
Я мгновенно охватываю взглядом ноги Тамары, пусть бледные и не очень стройные, но такие шелковистые на вид, плавные изгибы ее рук, переходящих в широкие, сильные плечи, крепкую грудь, стянутую топиком, но от этого не менее пышную. У каждой красивой женщины есть черта, которая первой бросается в глаза. У Тамары это губы, пухлые и такие румяные, что ни одной помаде сроду не сравниться. Выпяченные, точно вылепленные из воска, губы, казалось, совершенно непроизвольно складываются в решительную и чувственную полуулыбку. Разумеется, ее фарфоровая кожа и изумрудные глаза под темными густыми бровями тоже очаровательны, но губы просто сводят с ума: при первом взгляде на них испытываешь такое возбуждение, как если бы увидел Тамару голой. Приходится напоминать себе, что на самом деле она одета, и как-то сразу догадываешься, зачем мусульмане придумали паранджу. Красивые губы возбуждают не меньше, чем то, что у женщины под юбкой.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!