Прекрасная лгунья - Диана Гамильтон

Боится? Ждет, что он заговорит по-итальянски, заставит ее признаться, что она ничего не понимает, и вынудит сказать, кто она на самом деле? Небось дрожит от страха.

Чезаре с самодовольной улыбкой спрыгнул на землю. Он разгонит ее страх, пусть думает, что все в порядке, и он ничего не понимает. А потом огорошит ее. Не совсем порядочно, надо признать, но Dio![1]Никто еще не смотрел на его бабушку как на дойную корову или простофилю и не удирал — и не будет, пока он жив!

Было такое ощущение, будто все мурашки, какие только есть на свете, собрались у Милли на спине и топчутся там в шипованных ботинках. В полном смятении она смотрела, как Чезаре достал ее старый чемодан и закинул на плечо свой рюкзак. Подняв чемодан, он быстро пошел по каменистой тропе, предоставляя Милли следовать за собой.

Она понятия не имеет, зачем он привез ее сюда. Впрочем, какова бы ни была его цель, ей это не сулит ничего хорошего. У Милли было такое чувство, что вот-вот все раскроется. А тогда охота на настоящую Джилли начнется снова.

Долго так продолжаться не может. Ему достаточно лишь заговорить с ней по-итальянски. Ведь Джилли должна все, или почти все, понимать?

Думая о том, что дела идут хуже некуда, и она ничего не делает для сестры, Милли совсем забыла смотреть под ноги и, споткнувшись, упала с вскриком на камни. Сильные руки подняли ее, и блестящие от слез, точно два изумруда, глаза уставились на Чезаре.

— Вы не поранились?

Милли глубоко вдохнула и потрясла головой. Две слезинки скатились по побледневшим щекам. В голосе Чезаре звучало беспокойство, прищуренные глаза как будто даже заботливо обежали Милли с головы до ног.

Он положил руки на ее плечи, словно желал приободрить, поддержать. И Милли вдруг захотелось прижаться к его сильному телу, положить измученную голову ему на грудь и выплакать свое горе.

Она торопливо отерла слезы, а вместе с ними и это нелепое желание. Он враг ее сестры, а значит, и ее враг.

Случись такое с Джилли, она ругнулась бы и обратила все в шутку. Да уж, не получается у этой Милли изображать сестру.

— Все в порядке. — Милли вымученно улыбнулась. — Надо просто смотреть под ноги. — Она на мгновение задумалась, что бы еще сказала Джилли, и спросила: — А еще далеко идти? Здесь что, нет никакого транспорта?

Уголок чувственных губ Чезаре приподнялся, и он пробурчал:

— Здесь, на острове, нет ничего, кроме каменного коттеджа. Ни людей, ни дорог — ничего.

Чезаре убрал руки с ее плеч и поднял брошенные на тропу вещи.

— Мой отец построил коттедж много лет назад, когда купил этот остров. Он был настоящим трудоголиком и приезжал, сюда примерно раз в год, чтобы подзарядить свои батарейки.

— У вас, наверное, сохранились хорошие воспоминания о каникулах, — отозвалась Милли на это неожиданное упоминание о семье.

На мгновение ей подумалось, что он не ответит на ее безобидное замечание, но нет — по его липу скользнула невеселая, даже горькая усмешка.

— Моя мать ни разу не была здесь. Она любила столицу. Отец привозил сюда своих любовниц, и ему было ни к чему, чтобы я здесь крутился. Я узнал о существовании этого убежища только после его смерти.

Проглотив сочувственные слова, которые ему наверняка не понравились бы, Милли сосредоточила внимание на крутой тропе, которая шла вверх по склону залитого солнцем холма. Она запыхалась и вспотела, а в голове роились разные мысли.

Если отец открыто имел любовниц — а это следует из того, что сын знал о них, — то это объясняет, почему для Чезаре совершенно естественно привезти домой девушку, затащить ее в свою постель, а потом, когда соскучится, вышвырнуть вон.

Бедная Джилли!

Взглянув на Чезаре, Милли с каким-то странным ощущением в животе отметила, что легкий ветерок с моря взъерошил его короткие черные как ночь волосы. Это придало ему какой-то более свойский вид, не такой самоуверенный, нарушило образ «акулы бизнеса», и ей снова подумалось: ничего удивительного, что прежде весьма непостоянная сестра наконец по-настоящему влюбилась. Редкая женщина устоит перед таким мужчиной.

— Почти пришли.

Голос ворвался в поток ее мыслей как электрический разряд. Мягкий как шелк… сочувствующий? Сердце Милли часто забилось; прищурившись, она посмотрела вперед. Они стояли на вершине холма, а внизу лежала неглубокая лощина. На другой ее стороне, задом к холму, за которым виднелось море, стоял приземистый каменный дом. Тихое, уединенное место, как будто созданное для любовников.

— Зачем вы привезли меня сюда? — Милли не хотела знать это: была уверена, что ответ ей не понравится, но и не знать ничего тоже было тяжело. Его слова заставили ее вздрогнуть.

— А ты сама как думаешь, Джилли?

От ухмылки, искривившей его чувственные губы, и фамильярного блеска прекрасных глаз все в Милли перевернулось, молнией промелькнули слова Чезаре про отца и про убежище на необитаемом острове. Да он, наверное, и рассказал-то ей об этом только для того, чтобы она знала что и как.

Они с Джилли были любовниками. Он что же, решил возобновить эту связь? Затащить ее в постель — вдали от зорких бабушкиных глаз и ее понимающей улыбки — в качестве вознаграждения за деньги, которые Джилли якобы украла, подделав подпись на чеках?

Сердце прыгало как сумасшедшее, ноги сделались ватными. Не может он так с ней поступить! А если поступит, что она сделает?

Глядя на бледное как полотно лицо, Чезаре еле удержался от смеха. Да уж, если не считать внешности, во всем остальном самозванка заслуживает самой низкой оценки. Она что же, не знает, как отреагировала бы на это неприкрытое предложение ее сестрица? Она подскочила бы и прижалась к нему всем телом.

— Давай я помогу. Здесь крутой спуск.

Милли бросило в дрожь, когда он взял ее за руку и его горячие крепкие пальцы обхватили ее слабые и безвольные, сердце тяжело стукнуло, и она, задыхаясь, стала хватать ртом воздух.

Да, этот беззастенчивый покоритель женских сердец, каким он наверняка был, по мысли Милли, очень заботливо помог ей преодолеть самые трудные места и отпустил ее руку, лишь когда они оказались на мощеной площадке перед домом.

Окна были открыты, и массивная деревянная дверь была незаперта: Чезаре явно не опасался грабителей.

Милли удивилась еще больше, когда Чезаре ввел ее в квадратную комнату с каменным полом, раза в два больше кухни в обычной квартире.

На крепком сосновом столе в центре комнаты стояли цветы в глиняных горшках, около небольшой плиты тихо урчал холодильник.

Толкаемая женским любопытством, Милли открыла его — он был полон. Она удивленно посмотрела на Чезаре.

— Если здесь никто не живет, то откуда все это? — Он что, соврал? И где люди, к которым она может обратиться за помощью, если он бросит ее здесь, что наверняка и сделает?