Свет во тьме - Сим Симович

я ожидал услышать из уст тёмного мага, — не скрывая озорной улыбки, произнёс мышонок.

— Я человек старого толка… — неожиданно признался Распутин.

— Как скажешь босс, — усмехнулся чернокнижник.

— Ничего ты не понимаешь мышонок, — опустил голову лич. — Именно на той войне я и отринул былую человечность, полностью растворившись в чародейском искусстве, забыв о мирском. В турецком плену я и встретил дервиша каландара, что посвятил меня в таинство магии. Обменяв жизнь старика на магическую силу, я перебил всю крепость вблизи валашских земель. — Бартоломью внимательно слушал неожиданную исповедь лича, при этом стараясь не подавать вида в своей заинтересованности. — Словно какой-то демон я жадно жрал души всех, кто попадался мне на пути, тогда мне было плевать, кого рвать на куски и чью душу поглощать: свои, чужие или просто мирные люди — всё это было неважно. Я жадно впитывал силу, попутно наполняя тёмный артефакт, сделанный из костей того самого каландара. — Цилиндрик неожиданно вспыхнул в костлявых руках лича, давая понять, что память о дервише всё ещё жива в недрах древнего артефакта, жрущего души и саму их суть.

— Ну, раз такие дела, то, может, просто купим тебе табака или травы? — задумчиво хмыкнул мышонок.

— Нет. Раз мы пришли, то я всё же курну… — немёртвый маг был категоричен.

— А вот и ваш кальян… — подошедший бородач расплылся в довольной улыбке, аккуратно ставя перед гостем самый важный аксессуар их заведения.

Вальяжно устроившись на добром десятке подушек, лич начал неспешно раскуривать табачок со вкусом яблока, но так ничего и не почувствовал; зато дым свободно выходил из всех щелей недовольного скелета. Невольно обратив внимание на голые кости, что были вместо рук у его гостя, бородач дёрнулся от неожиданности, а затем он увидел и валящий из всех щелей дым. Отложив кальян, Гриша укоризненно покачал указательным пальцем, резко стягивая второй рукой с лица «стильную» маску. Хищный оскал белых зубов нежити и вовсе ввёл тюрка в ступор, а уж когда лич величественно над ним возвысился, то человек окончательно потерял дар речи.

— Дрянной у вас табак… Так что если ты не против, то я закушу твоей душой. Нужно перебить послевкусие, — хмыкнул скелет, снимая следом и солнцезащитные очки.

Какая-то доля секунды, и шартрезовая бездна из пустых глазниц нежити сжирает саму суть человека, оставляя после себя лишь иссушённую мумию, что мгновенно рассыпается кучкой серого пепла. Сыто рыгнув, некромант тут же обернул энергию поглощённой души в свою пользу, мгновенно покрывая старые кости каким-то подобием бледной кожи. Теперь лич уже не походил на слабейшего из низших скелетов, а гордо сверкал белоснежно-мраморной кожей, словно только что созданная мумия. Пусть он всё ещё мало походил на человека, но первый шаг был сделан.

— Вот я поел, и силушка богатырская вернулась, — довольно произнёс чародей.

— Вы, как всегда, в своём репертуаре, хозяин, — одобрительно произнёс чернокнижник.

— А теперь продолжим трапезу! — хищно улыбнулся лич.

Цилиндрик в его руке уверенно вспыхнул изумрудным свечением, давая знать своему владельцу, что все входы и выходы теперь надёжно запечатаны.

Неспешно поднявшись, Распутин уверенно покинул своё место и с хищной грацией двинулся в сторону гостей чайханы и её персонала, продолжая духовную «трапезу».

Вспышка света здесь, вспышка света там и горки пепла позади…

Зелёные всполохи света шли по пятам чародея, что смертоносной тенью двигался вперёд, поглощая души всех смертных встреченных по пути.

Покинув чайхану уже в слегка приподнятом настроении, Распутин довольно разминал мышцы, которые теперь у него, и правда, имелись. Пусть лич всё ещё походил на нежить из старых фильмов ужасов, но чародею было на это плевать, ведь потихоньку он возвращал себе прежний облик и медленно «оживал», поглощая новые души, словно промышленный пылесос.

— Жить хорошо… — неожиданно произнёс некромант.

— А быть нежитью ещё лучше! — тут же колко ответил мышонок, всё так же гордо восседая на плече чародея.

— Бесспорно… — внезапно согласился Распутин. — Но быть живым всё же лучше, да и своих плюсов в таком существовании тоже хватает, — продолжил он. — Любовь, вино, закаты и рассветы, — мечтательно закрыв глаза пропела нежить, безбожно фальшивя при этом. — Знаешь ли, я скучал по этому. Пусть по мне и не скажешь, но я всегда любил покутить, да сыграть в картишки, собственно по этим причинам я и был сотни раз на грани жизни и смерти. Наверное, поэтому я и избрал дорогу тьмы и поиски вечной жизни.

— Как любопытно, — откровенно скучая, произнёс Барток.

— А как ты прожил так долго мой друг? — неожиданно заинтересовался волшебник.

— Элементарно Гриня, — усмехнулся мышонок. — Оргии с суккубами — это раз, пьяные посиделки с бесами и различными джиннами, а также игрой в покер на годы жизни — это два, ну и демоническая магия с массовыми жертвоприношениями — это три, — безукоризненно улыбнулся «мерзкий чернокнижник».

— А ты успел неплохо так подготовиться, — с одобрением произнёс лич. — Мне крайне импонирует твой подход.

— У меня был хороший учитель… — тут же не без лести ответил ему в тон чернокнижник.

Спокойно бродя по улочкам ночного Майами, лич наслаждался теплом и ласковым ветром, что трепал его красный худи с двуглавым орлом. На удивление, старый некромант совсем не выделялся на фоне весело «отдыхающей» молодёжи: кто-то неспешно курил, другие пили, ну а кому-то было и вовсе плевать на всё это, и они веселились по-своему. Изучая новый мир сквозь солнцезащитные очки, маг задумчиво наблюдал за такой непонятной для него молодёжью. Казалось бы, ещё совсем недавно большинство из них и за людей не считались, а кто-то и вовсе был рабом, а сейчас все на равных, и это казалось Распутину немного забавным.

— Так вот чего хотели наши революционеры… — тихо проговорил он, продолжая созерцать такой спокойный и уже не столь чуждый для него «мир».

— Ась? — всполошился мышонок.

— Это я так, о своём. Старческом… — некромант тут же отмахнулся от фамильяра, продолжая изучать город и таких «любопытных» для него людей, пока случайно не врезался в какого-то рослого афроамериканца.

— Ты ничего не попутал? — тут же набычился здоровяк. — Не хочешь извиниться? Встать на колени? Поцеловать мои ботинки? Ведь жизни важны… Особенно если я могу тебя её лишить. Так что скажешь, задрот? Не хочешь извиниться? —