Assassin's Creed. Последние потомки - Мэтью Дж. Кирби

– Они демонстрируют преданность! – крикнул Чимальпопока. – Она у них есть, по крайней мере!

Врагов было четыре сотни, и они каким-то образом держали строй против десяти тысяч. Чимальпопока оглядел поле боя и понял, что численность тлашкальтекских воинов на самом деле послужила успеху врага. Воинов просто было слишком много для того, чтобы можно было эффективно маневрировать на этой равнине. У теотлей была другая стратегия. Их, похоже, в отличие от ацтеков, мало интересовали пленные, они сосредоточились только на том, чтобы защититься и убить или ранить атакующих.

Чимальпопоке не суждено было умереть в бою. Он осмотрел свой макуауитль и отметил, что некоторые зубья на клинке еще остались даже после того, как он ударил зверского оленя, которого его товарищи уже начали разделывать, чтобы унести с собой.

Он снова настиг врага, и удар его меча оглушил теотля, однако макуауитль лишился последних лезвий. На этот раз Чимальпопока не отступил, он помчался вперед, в образовавшуюся брешь, чтобы разорвать строй противника. Он сумел пробить себе путь между двумя металлическими щитами и оказался достаточно близко, чтобы почувствовать ужасную вонь немытых демонов. Он занес затупившийся макуауитль для второго удара, уже по внутренней линии врага. Но его окружили, и он почувствовал, как множество рук хватают его, бьют, бросают на землю и связывают. Они потащили его от места боя в центр своих рядов, где ему пришлось лежать на утоптанной земле, разглядывая кожу, которой чужаки защищали свои ноги, слушая, как воют тлашкальтеки, и не имея возможности что-либо сделать. От этого он заплакал, уткнувшись в траву. Не от страха, а от беспомощности.

Оттого, что такова была его судьба. Приближалась его смерть. Но какому темному богу теотли пожертвуют его и каким образом?

Бой продолжался, и кровь поливала равнину до тех пор, пока Чимальпопока не услышал сигнал рогов, призывающий к отступлению. Он мог означать лишь то, что текухтли пали. Вмиг враги поставили его на ноги и отступили к деревьям, тогда как их всадники устремились за бегущей толпой тлашкальтеков. Вместе с пехотой Чимальпопока прошел несколько сотен родов[1] по лесу до лагеря, устроенного чужаками в поселении, жители которого, очевидно, бежали. Теотли, само собой, захватили храм, что, видимо, и объясняло их победу и указывало Чимальпопоке на место его смерти. С ними был их бог. Но какому богу они служили?

Один бледнолицый грубо схватил Чимальпопоку за руку. И хотя Чимальпопока не знал его, Хавьер узнал предка Оуэна – человека, которого он видел в коридоре памяти. Его сознание взяло верх. Он открыл рот и хотел было заговорить, но это мгновенно привело к повреждению симуляции и визуальным глюкам – некоторые деревья над ним распались на пиксели. Он вспомнил, что Монро велел им не говорить друг с другом, как если бы они были сами собой. Оуэн молча покачал головой, и Хавьер забаррикадировался от собственных мыслей, чтобы не выскользнуть из воспоминания. Медленно он восстанавливал синхронизацию, но все же чуть большая часть его оставалась на поверхности. Он хотел оставаться уверенным в том, что это Оуэн, но не рискнул заговорить с ним и десинхронизироваться.

Оуэн-теотль протащил Чимальпопоку через всю деревню к одному из домов и швырнул его внутрь. Чимальпопока сильно ударился, от удара у него перехватило дыхание, и несколько мгновений он хватал ртом воздух и пыль, а теотль тем временем удалился.

– Не борись с ними, – послышался голос из тени – это был еще один пленный воин-тлашкальтек. – Они не хотят причинить нам вред. Они хотят мира.

– Довольно странный мир, – ответил Чимальпопока и перевернулся на спину, чтобы взглянуть на говорящего. Тот был молод, возможно, он еще даже не захватил своего первого пленного для жертвы. Он ничего не знал. Его даже не связали, он спокойно сидел на земле, положив руки на согнутые колени.

– Мы напали на них, – сказал мальчишка.

– Думаешь, они не враждебно настроены? – спросил Чимальпопока.

– Так не должно быть, – ответил парень.

– Для меня только так и должно быть, – сказал Чимальпопока. – Это было в знамениях.

Сначала Оуэн не узнал Хавьера, но теперь он был совершенно уверен, что оба они осознали, кем стал каждый из них, просто не могли быть самими собой внутри «Анимуса». Они вынуждены были делить одно на двоих воспоминание в образах враждующих предков, и это вызывало эмоциональный дискомфорт, который имел мало общего с тем, что они испытывали в реальности. Оуэну пришлось подавить его, чтобы вернуться в сознание Альфонсо. Сознание это было не лучшим местом. Альфонсо успел совершить несколько довольно отвратительных, мерзких поступков на Кубе и еще, пять месяцев назад, в Потончане, где жили майя. Оуэн не проживал непосредственно эти воспоминания и даже не хотел о них думать, но сама осведомленность о них придала определенную окраску битве, в которой он только что участвовал и победил.

Победа все еще удивляла Альфонсо. Вид воинов, собравшихся на равнине, едва не обескуражил его, но капитан заставил его собраться выкриком «За святого Иакова и Испанию!».

С Кортесом так обычно и бывало.

Этот лидер одержал победу над губернаторами-предателями и преодолел восстание убийц-мятежников. И несмотря на то, что условия экспедиции становились все более тяжелыми, люди продолжали верить в Кортеса. Даже когда он потопил их корабли у Веракруса, исключив любую возможность отступить, и заставил их застрять на этой чужой земле, где бродила лихорадка, Альфонсо отдавал Кортесу честь и был верен ему, и готов был делать то же самое хоть у врат ада. Туда-то они, похоже, и направлялись.

Теночтитлан.

Город, где восседает ацтекский император и где находится его сокровищница. Воображая золото и ту часть сокровищ, которая ему причитается, Альфонсо чувствовал, как у него закипает кровь. Но чтобы добраться до этого сказочного города, нужно было сперва сразиться с местным населением, которое – Кортес был убежден в этом – должно было стать их союзником. Эту стратегию Альфонсо не понимал и понять не мог. Он видел издалека языческие ритуалы, эту резню, которую они устраивали перед своими идолами. Этим кровожадным индейцам нельзя было доверять, однако Альфонсо верил Кортесу.

– Ты отвел нового пленника в дом? – спросил другой солдат.

– Отвел, – ответил Альфонсо.

– Он ранен?

– Не сильно.

– Хорошо. Капитан будет доволен. Дай им что-нибудь поесть.

Альфонсо кивнул и нехотя отправился к одному из костров, где готовили пищу. Там он нашел немного жирного мяса лысой собаки, каких местные индейцы откармливали и употребляли в пищу. Его он принес пленникам. Более молодой, которого схватили днем раньше, с благодарностью принял еду, но старший – новый, захваченный только что, отказался. Ничего, это не надолго. Кортес заставит их встать на свою сторону. Альфонсо занял пост охранника снаружи глинобитной хижины и принялся ждать. Ему повезло вернуться из боя без ранений, поэтому его назначили стеречь пленных. Не то чтоб этих индейцев нужно было охранять. По крайней мере, первого – точно нет. За вторым, только что схваченным – тем, что убил кобылу Хуана Седеньо, – все же нужно было присматривать. Он был кем-то вроде вождя, и он не был ни трусом, ни лентяем, какими были многие из них. Альфонсо им почти восхищался.