Знаменитый универсант Виктор Николаевич Сорока-Росинский. Страницы жизни - Рива Шендерова

Виктор Николаевич был очень доволен и железнодорожниками, и нами. Он говорил, что ребята с юных лет получают навыки серьезной работы, которая может в будущем стать их профессией. Нами учитель был доволен потому, что в воскресенье собрался почти весь класс, нам было интересно, мы живо разговаривали друг с другом, почтительно и кратко задавали вопросы обслуживающему персоналу. Виктор Николаевич сказал, что наша детская железная дорога - превосходный вариант слияния школьного и профессионального образования.

...В школе было пять параллельных седьмых классов. Наш - 7 «д». Не знаю, по чьей инициативе (может быть, самого Виктора Николаевича) было принято решение, что каждый старший класс (а мы и были старшими, школа в ту пору была неполной средней) по очереди выпускает стенгазету «Школьная жизнь». Ее вывешивали по понедельникам на стенде в актовом зале четвертого этажа. Газеты, даже школьные, выполнялись по трафарету: в центре верхней части ватманского листа - портрет И. В. Сталина. Передовица - о событиях в мире и стране. Две-три заметки - о жизни школы и выпускающего класса. В правом нижнем углу - «почтовый ящик», похожий на Мойдодыра, со словами: «Милые детки, пишите заметки в следующий номер нашей газетки!» и подпись: «7 "а" класс» или какой-либо иной.

Подходило время нашего 7 «д». За три недели до назначенного срока на общем собрании отряда Виктор Николаевич объявил, что газета - это очень серьезно. Избрали редколлегию - тех, кто хорошо рисовал, у кого был красивый почерк, кто грамотно писал, сочинял стихи, писал интересные изложения и сочинения. Главным редактором избрали Арину Леонтьеву, она удовлетворяла всем требованиям.

Художники потрудились на славу: сделали красивый, яркий, «броский» (слово Виктора Николаевича) заголовок - «Наша жизнь» на фоне прелестного, слегка туманного пейзажа Исаакиевской площади (она находилась в двух шагах от нашей школы). Заголовок был съемным. Далее - лист ватмана, заключенный в общую рамку, разделенный на четыре колонки строгими вертикальными линиями, аккуратно выполненными красками. В каждой колонке - от одной до трех заметок; каждая заметка заключена в отдельную рамку («дай рамку» - Виктор Николаевич), в начале каждой заметки - маленькая фотокарточка автора, в конце - имя и фамилия. О чем заметки? О самом важном в жизни школы и о жизни нашего класса: об успехах в учебе (особое внимание - успехам «ведомых»), о лучшем за неделю звене; отрывки из лучших сочинений, чьи-то стихи, рассказ о походе или поездке куда-то всем классом. Все кратко: имена, даты, факты. В правом нижнем углу - имена и фамилии ответственного редактора и всех членов редколлегии.

Наша газета произвела настоящий фурор. На каждой перемене и по окончании уроков целую неделю газету буквально облепляли читатели - учителя и ученицы пятых-седьмых классов. И так - каждый выпуск, каждый пятый понедельник всего учебного года. Менялись авторы («никаких монополий!» - Виктор Николаевич), события, острота стиля, стихотворные и прозаические строчки (у каждой свой талант), но тон нашей газеты был задан раз и навсегда. Не менялась редколлегия («работала добросовестно, с огоньком» - Виктор Николаевич). Заметки писали даже самые слабые из «ведомых». Их редактировали члены редколлегии, а если задача оказывалась «не по зубам» (Виктор Николаевич), призывались «ведущие». Получалось «очень прилично» (Виктор Николаевич). А «ведомые» видели в газете свои фотографии, читали свои заметки, свои имена и фамилии. Никто не был обойден, задвинут в угол.

В это же время мы начали издавать рукописный журнал «Проба пера». Здесь полностью помещались лучшие сочинения, стихи, рассказы, рецензии на увиденный кинофильм, спектакль, впечатления о походе-поездке по городу или за город, о прочитанной и до глубины души взволновавшей книге. Каждая статья сопровождалась фото автора и одной-двумя небольшими картинками из газет, старых журналов, открыток, иллюстрировавшими текст.

Элла Эппель не только великолепно декламировала стихи. Она и сама их писала. В одном стихотворении был изображен наш класс. В характере каждой девочки Элла подметила что-то особое, индиви дуальное. Вот крохотный отрывок, который я помню до сих пор: ...Горячо стихи читает Курицына - кипяток! Всех волнует, разжигает... Всех упрямей Умбденшток!..

Были там наши планы на будущее, рассуждения о выборе профессии, об общественной жизни.

Серьезная, начитанная, рассудительная, худенькая, маленькая, в очках с толстыми стеклами, Ирочка Дурнопейко буквально огорошила нас своей мечтой. Ира написала, что хочет быть шпионом. Не разведчиком, не контрразведчиком, именно шпионом. Эта профессия казалась Ире самой яркой, самой привлекательной. Училась Ира все больше на тройки, четверки и пятерки бывали редко. Но какая мечта! А я, рассуждая о своем будущем, видела себя историком, и не просто историком - профессором. Вот так и написала: хотела открыть свою Трою, прославиться, получить признание.

В журнале «Проба пера» жили наши души, воспитанные Виктором Николаевичем.

...Думаю, пришла пора рассказать об отношении педагогического коллектива к Сорока-Росинскому. Абсолютное большинство коллег откровенно ненавидело его за яркость, необычность, за собственную «методу» обучения, за блистательные результаты этой «методы», за любовь и уважение, которые к нему испытывал наш класс буквально с первых дней совместной работы. По-настоящему Виктора Николаевича поддерживала только Ольга Родионовна Струговщикова, преподававшая нам историю древнего мира и навсегда пленившая меня и историей, и древним миром. Ольга Родионовна была завучем начальных и средних классов, лицом официальным. Она рассказала нам, что Виктор Николаевич - необычный учитель, о нем и его школе двадцатых годов написана книга «Республика ШКИД» (в те дни запрещенная и изъятая из всех библиотек. Достать и прочесть эту книгу было невозможно).

Кое-кто из учителей (Валентина Васильевна Бабенко, Игорь Александрович Родионов - оба математики) тайно симпатизировали Виктору Николаевичу. Но директор школы Анна Ивановна Тимофеева, учительница истории Мария Федоровна Шпакова (Марфа, как мы ее называли) и кое-кто еще готовы были со света сжить нашего учителя.

Я уже упоминала, что мы - пятиклассницы - встретили Виктора Николаевича после его продолжительной болезни восторженными аплодисментами. Вскоре кому-то из нас удалось узнать, что 26 ноября - день его рождения. Мы решили сделать ему подарок. Собрали какие-то деньги - попросили у родителей, сэкономили на завтраках и других личных нуждах - и купили красивый фотоальбом в черном бархатном переплете. Арина Леонтьева своим идеальным почерком сделала дарственную надпись. 26 ноября я от лица всего класса поднесла на уроке подарок и сказала несколько хороших складных слов. Виктор Николаевич был искренне тронут и тепло благодарил нас.

Конечно, об этом узнали в учительской. Марфа вскоре остановила меня на перемене и спросила: «Шендерова (Марфа не признавала имен, только фамилии), правда ли, что ваш класс так поздравил Сорока-Росинского? Кто вас научил?» Я ответила, что нас никто не учил, что мы сами решили так поздравить Виктора Николаевича. «Ну, что ж, - сказала Марфа, - в следующий раз подарите вашему Сорока-Росинскому хоть шляпу с пером». Я, глубоко изумленная, молча смотрела на учительницу.