Танец судьбы - Люсинда Райли

— Мы никогда не пользуемся парадным входом, — заметила Аврора, сворачивая направо, к дорожке вдоль дома. Потом она завернула за угол и вышла на задний двор. — Папа говорит, что его заперли еще во времена волнений в Ольстере, а ключ потеряли. Так что мы входим в дом здесь.

Грания оказалась в огромном внутреннем дворе, куда можно было попасть с основной дороги. Здесь же был припаркован новый «рейнджровер».

— Заходи, — пригласила Аврора, распахнув дверь.

Грания прошла за девочкой через холл и оказалась в большой кухне. У одной из стен стоял огромный сосновый буфет с выдвижными ящиками под рядами открытых верхних молок. Казалось, они прогибались под грузом сине-белых грелок и огромного количества разнообразной кухонной утвари. Другую стену занимала плита, а третью — древняя прямоугольная раковина, зажатая с двух сторон старыми меламиновыми столешницами. В центре кухни располагался длинный дубовый стол, заваленный газетами.

В этой кухне не было ни уюта, ни комфорта, это было не то место, где собирается вся семья, а мать, стоя у плиты, готовит что-то вкусное на ужин. Здесь все оказалось устроено по-спартански, функционально и холодно.

— Мне не нужно было приносить газеты, — заметила Грания, показав на кучу прессы на столе.

— О, папе они нужны, чтобы разжигать камины в доме. Он терпеть не может холод. Давай освободим себе немного места и займемся тем, что запланировали. — Аврора с надеждой посмотрела на Гранию.

— Да... но разве не нужно сказать кому-нибудь, что я здесь?

— Нет. — Девочка покачала головой. — Папу нельзя беспокоить, а миссис Майзер я предупредила о твоем приходе. — Девочка переложила стопки газет на пол и указала Грания на освободившееся место. — Что нам еще понадобится?

— Вода, чтобы размешать клей. — Грания высыпала принесенные вещи из сумки на стол, чувствуя себя неловко, как непрошеная гостья.

— Я принесу. — Аврора достала кувшин с переполненной полки буфета и налила в него воду.

— И еще большой контейнер для клея.

Аврора принесла его и поставила на стол напротив Грания. Пока девушка размешивала клей, Аврора наблюдала за ней, и, судя по ее живому взгляду, ей было интересно.

— Правда, здорово? Я обожаю заниматься подобными вещами. Моя последняя няня не разрешала мне делать ничего подобного, она очень боялась, что я испачкаюсь.

— А я всю жизнь только и делаю, что пачкаюсь, — улыбнулась Грания. — Я создаю скульптуры из материала, который очень похож на папье-маше. Теперь садись рядом, и я покажу тебе, как делать вазу.

Аврора оказалась прилежной и способной ученицей, и час спустя с гордостью водрузила мокрую вазу из газет на конфорку плиты.

— Можно будет раскрасить, как только она высохнет. У тебя есть краски? — поинтересовалась Грания, моя руки над раковиной.

— Нет, в Лондоне были, но я не взяла их с собой.

— Надеюсь, я найду какие-нибудь дома.

— Можно, я пойду с тобой и посмотрю, где ты живешь? Мне кажется, ферма — это так здорово!

— Аврора, я не живу на ферме постоянно, — объяснила Грания. — Я приехала из Нью-Йорка. И сейчас я в гостях у родителей.

— О... — Лицо девочки вытянулось. — Значит, ты скоро уедешь?

— Да, но не знаю, когда точно. — Грания вытирала руки полотенцем, найденным около раковины, и чувствовала, что глаза девочки буквально буравят ее.

— А почему ты такая грустная? — вдруг спросила Аврора.

— Я не грустная.

— Неправда, я вижу это по твоим глазам. Кто-то тебя расстроил?

— Нет, Аврора, со мной все в порядке! — Грания почувствовала, что краснеет под пристальным взглядом ребенка.

— Я знаю, что ты грустишь. — Девочка скрестила маленькие ручки на груди. — Я знаю, каково это. И когда со мной такое бывает, я иду в одно волшебное место.

— Где оно?

Я не могу сказать тебе, потому что тогда оно перестанет быть только моим и потеряет волшебную силу. Но тебе такое место тоже нужно.

По-моему, это отличная идея. — Грания посмотрела ни часы: — Я должна идти, уже пора обедать. И ты, наверное, хочешь есть? Кто-нибудь покормит тебя?

О, миссис Майзер должна была оставить мне что-нибудь. — Аврора небрежно кивнула в сторону соседнего помещения. — Наверняка это опять суп. Но прежде чем ты уйдешь, я хочу показать тебе дом.

— Аврора... я...

— Ну, давай же! — Девочка схватила Гранию за руку и потянула к двери. — Я хочу, чтобы ты посмотрела. Он такой красивый!

Аврора вытащила ее из кухни в большой холл, пол которого был выложен черно-белой плиткой. Дубовая лестница, расположенная в углу, вела наверх. Они пересекли холл, и Грания оказалась в просторной гостиной, высокие французские окна которой выходили в сад. В комнате было невыносимо жарко: в великолепном мраморном камине полыхал огонь.

Грания взглянула на картину над камином — она заинтересовала ее с профессиональной точки зрения. Художник запечатлел молодую женщину, ее лицо в форме сердца обрамляли тициановские кудри. У женщины были тонкие и, как заметила Грания, симметричные черты лица — а это признак истинной красоты. Сияющие голубые глаза на фоне белой кожи выглядели невинными и хитрыми в одно и то же время. Как профессионал, Грания видела, что этот портрет принадлежит кисти талантливого художника. Повернувшись, она взглянула на Аврору и тут же отметила сходство.

— Это моя мама. Все говорят, что я ее копия.

— Так и есть, — мягко заметила Грания. — Как ее звали?

Аврора глубоко вздохнула:

— Лили. Ее звали Лили.

— Мне очень жаль, что она умерла, — осторожно произнесла Грания, заметив, что девочка, не отрываясь, смотрит на портрет.

Аврора, не ответив, не сводила глаз с лица матери.

— Аврора, кто это?

Грания вздрогнула от звука мужского голоса, который прозвучал позади них. Размышляя, какую часть разговора мог слышать этот человек, она обернулась, и у нее тут же перехватило дыхание.

Около двери стоял — Грания терпеть не могла избитых фраз, но в данном случае это было правдой — самый красивый мужчина, которого она когда-либо видела в жизни. Высокий, не меньше шести футов, с черными, как смоль густыми волосами, аккуратно уложенными, но буквально на сантиметр длиннее, чем необходимо, и поэтому их концы завивались у него на затылке. Губы полные, но не пухлые, и темно-голубые бездонные глаза в обрамлении темных густых ресниц.

Как профессиональный художник, Грания отметила безукоризненное строение лица мужчины и невольно залюбовалась им: острые скулы, волевая линия подбородка и нос идеальной формы. Лицо такого типа Грания хотела бы запомнить во всех подробностях, чтобы потом вылепить у себя в мастерской.

Ко всему прочему он был строен и имел идеальных пропорций фигуру. Грания не могла отвести взгляда от тонких беспокойных пальцев, которые то сжимались в кулак, то разжимались, указывая на его внутреннее напряжение. Вся его внешность говорила об исключительной элегантности — качестве, обычно несвойственном мужчинам. И было абсолютно ясно, что при появлении этого человека в любом месте у всех присутствующих мужчин и женщин закружится голова.