Невский проспект - Дмитрий Вересов

Человечек шепотом здоровался с Александром и принимал добычу в тонкие, почти прозрачные пальцы. Прежде чем открыть книгу, он ощупывал ее, словно слепой. Чаще всего возвращал, пробежав глазами заглавие и просмотрев бегло несколько страниц. Но реакция его при этом была всегда благожелательной, он смотрел на Акентьева с надеждой, как смотрят на человека, на которого очень рассчитывают. Можно было подумать, что от самого Переплета зависит, что в следующий раз окажется у него в руках.

Но бывало и по-другому. Тогда человек замирал над книгой, он будто прислушивался к ней, потом вспоминал об Акентьеве и с вежливой улыбкой просил подождать в приемной. Приемная выходила на канал, здесь Акентьев курил, благо никто не мог ему помешать, размышляя над тем, что все это может значить для страны и для него в частности.

Иногда книга оставалась у «них» до следующего дня, и Переплет забирал ее по пути в институт или на работу. Очевидно, с наиболее значимых книг в отделе планирования снимали фотокопии для последующего изучения. Такие книги относились либо к настоящим раритетам, либо были самиздатовскими рукописями, отпечатанными в четырех-пяти экземплярах на печатной машинке – единственном легальном средстве копирования, доступном советскому гражданину. Надо думать, владельцы всех этих сочинений пришли бы в ужас, стоило им только заподозрить, что славный малый Александр Акентьев регулярно сдает их творения в госбезопасность. Однако «стратег» не обманул – в здании на канале никто не интересовался людьми, приносившими книги. Создавалось впечатление, что содержание книг было гораздо важнее, чем «подрывная» деятельность тех, кто их распространял.

А это не могло, в свою очередь, не заинтересоваться самого Акентьева. Что, если Совмин и правда ищет что-то в этих изданиях! Что-то, о чем не догадываются простые советские граждане. И что все это означает? Может, кто-то там, на самом верху, просто сошел с ума, а может, наоборот взялся за ум?

Выбравшись из здания, Переплет обычно выкуривал на набережной еще одну сигарету, прежде чем отправиться домой. Иногда, впрочем, он поворачивал в другую сторону и добирался до Дома книги.

С некоторых пор Александр разлюбил Невский проспект, на его людных тротуарах он чувствовал себя чужаком и спешил по возможности скорее сесть в метро или уйти в какую-нибудь узкую тихую улочку. Поначалу Переплет не задумывался над тем, почему он испытывает острое чувство дискомфорта на проспекте и вообще на любом открытом пространстве в городе. Чуть позже он понял, что боится слежки. Это встревожило его, ибо очень напоминало паранойю. Однако в жизни его с некоторых пор происходило очень много непонятного. Так что еще один странный штришок в общей картине по большому счету ничего не менял.

В один из вечеров он и сам выступил в роли сыщика. Объектом был выбран один из двух стариков, споривших у прилавка в Доме книги о Гоголе и «Мертвых душах». Этот старик с непонятной настойчивостью настаивал на правоте царской цензуры, не пропустившей, как известно, названия на том основании, что души мертвыми быть не могут, и заменившей это название на банальное «Похождения Чичикова». Слушая его, Акентьев мгновенно вспомнил долгие и обстоятельные рассуждения о душе и различных нюансах ее существования, с которыми он познакомился благодаря старинным трактатам.

Переплет и сам не мог сказать определенно – зачем он привязался к этому старикану. Можно было подумать, что он отыскал того самого человека толпы, о котором писал Эдгар По, во всяком случае, хаотичное и бессмысленное кружение старика по проспекту давало повод для такого сравнения.

Из Дома книги они вдвоем переместились в сторону Мойки в «Военную книгу», куда старик, похоже, пришел с единственной целью – затеять еще один спор. Это было написано на его лице, однако подходящего спорщика здесь ему найти не удалось. Отсюда скачок в «Старую книгу», что у «Вольфа и Беранже». За прилавком магазина высились полки с книгами, куда пускали по два человека. Переплет пристроился к небольшой очереди, следя за своим «объектом». Старик двигался по помещению зигзагами, словно корабль, совершающий противолодочный маневр. Александр уже решил, что и тут старика интересовали не книги, а возможность общения. В конце концов, ничего странного – в этом городе, как и в любом другом, полно одиноких людей. Кто-то идет на лавочку возле дома, судачить о соседях с другими такими же стариканами. Ну а некоторые индивидуумы предпочитают более изысканное общество. Только найти это общество не так-то легко.

Пока он рассуждал, старик обследовал один за другим шкафы возле окон, где хранились наиболее ценные издания. Переплет успел заметить в одном из них любопытный двухтомник девятнадцатого века, посвященный птицам Вест-Индии. Одна из книг приковала внимание старика, и по той поспешности и благожелательности, с которой к нему поспешила на помощь одна из работниц, можно было заключить, что его здесь знали, и знали как хорошего клиента, несмотря на весьма бедный костюм. Это еще сильнее заинтересовало Переплета.

– Ваша очередь! – стоявший за ним мужчина с черной бородкой показал на освободившееся место позади прилавка. Акентьев пробормотал что-то насчет того, что времени у него совсем не осталось, и уступил место, а сам подошел ближе к старику, делая вид, что разглядывает те два тома с птицами.

Книга, которую по просьбе старика уже достали из шкафа, была трактатом по астрологии, написанным в ту далекую эпоху, когда эта «лженаука» не отделялась от астрономии, а каждый звездочет был еще и звездочеем. Для странного старика книга, очевидно, представляла интерес только как библиографическая редкость. Переплет расслышал, как к старику обращаются по имени-отчеству – Николай Павлович. Запомнил на всякий случай, воспользовавшись проверенным методом – два царя, Николай Первый и Павел Первый.

Цена издания приближалась к зарплате инженера, но, к удивлению Акентьева, старик расплатился за нее в кассе и с довольным видом выбрался под моросящий дождь. Книгу он спрятал под мышку, чтобы защитить ее от непогоды. У него не было зонта, а на когда-то модном плаще не хватало нескольких пуговиц, от которых остались лишь ниточные хвостики. И вообще весь облик Николая Павловича говорил о невысоком достатке и холостой жизни. В том, что старик холостяк, Переплет не сомневался, а что касается денег, то, похоже, старый чудак относился к тем, кто просто не обращает внимания на такие мелочи, как оторванные пуговицы. Зато может позволить купить себе старинный трактат по астрологии.

Вслед за стариком он прошел к Дворцовой, оттуда в сквер рядом с Адмиралтейством. Дождь перестал. У памятника Пржевальскому Николай Павлович простоял минут десять, затем поплелся назад. Переплет, который решил довести игру до конца, был вынужден приноравливаться к его медленному шагу. Старик игнорировал троллейбусы, которые в час пик были переполнены до отказа, пришлось двигаться за ним по проспекту, все время ощущая на себе чей-то чужой внимательный взгляд. «Да ты совсем свихнулся», – сказал себе Переплет, оглядываясь в поисках предполагаемого соглядатая. И едва не упустил старика, который смешался с какими-то азиатскими туристами возле Казанского собора. Туристы озабоченно качали головами – из-за пасмурной погоды хороших снимков сделать было нельзя, а все они, само собой, были вооружены фотокамерами.