Воин кровавых времен - Р. Скотт Бэккер

— Так что же он такое? Нечистый дух?

— Нет. По этому миру бродило множество демонов. Если слухи об Багряных Шпилях истинны, некоторые бродят до сих пор. Нет, он больше и в то же время меньше…

Ахкеймион умолк.

— Возможно, — предположил князь Атритау, — нам не следует говорить…

— Я видел его, Келлхус. Я видел его, насколько это по силам человеку… Неподалеку отсюда, на равнине Менгедда, разбитые войска киранейцев и их союзников заново подняли знамена, решив умереть в схватке с Врагом. Это было две тысячи лет назад.

Ахкеймион горько рассмеялся и опустил голову.

— Я забыл…

Келлхус внимательно наблюдал за ним.

— Что ты забыл?

— Что Священное воинство должно пройти через Менгедду. Что я вскоре вступлю на землю, которая видела смерть Не-бога…

Он взглянул на южные холмы. Вскоре на горизонте появятся горы Унарас, граница мира айнрити. А за ними…

— Как я мог позабыть?

— Многое нужно помнить, — сказал Келлхус. — Слишком многое.

— А это означает, что слишком многое было забыто! — огрызнулся Ахкеймион, не желая прощать себе эту оплошность.

«Мне нужен мой разум! Весь мир…»

— Ты слишком… — начал было Келлхус, затем умолк.

— Что — слишком? Слишком груб? Ты не понимаешь, что это было! На протяжении одиннадцати лет — одиннадцати лет, Келлхус! — все младенцы рождались мертвыми! С момента пробуждения Не-бога каждое чрево стало могилой… И все его чувствовали — каждый, где бы он ни находился. Это был ужас, который постоянно, ежесекундно присутствовал в каждом сердце. Стоило лишь взглянуть на горизонт, и человек сразу понимал, где находится он. Он был тенью, знаком судьбы…

Север превратился в пустыню — я не стану пересказывать этот кошмар. Мехтсонк, могучая столица Киранеи, была повержена несколькими месяцами раньше. Все дома были разрушены. Все идолы разбиты. Все жены подверглись насилию. Все великие народы пали… Как мало осталось, Келлхус! Сколь немногие уцелели!

Киранейцы с их вассалами и союзниками-южанами ожидали Врага. Сесватха стоял по правую руку великого короля Киранеи, Анаксофуса V. Они были верными друзьями, и подружились много лет назад, когда Кельмомас созвал всех лордов Эарвы на свою Ордалию, обреченную Священную войну — он хотел уничтожить Консульт прежде, чем те сумеют разбудить Цурумаха. Они вместе следили за его приближением…

«Цурумах…»

Ахкеймион вдруг смолк, повернувшись к северу.

— Вообрази, — сказал он, поднимая руки к небу. — Точно такой же день, воздух напоен ароматом полевых цветов… Вообрази! И вдруг — пелена грозовых туч, от одного края неба до другого, черных, словно вороново крыло, — они, клубясь, заполняют собой небосвод и катятся на нас, словно горячая кровь по стеклу. Я помню росчерки молний, разрывающих небо над холмами. А под сенью бури на восток и на запад галопом скачут бессчетные отряды скюльвендов, намереваясь обойти нас с флангов. А за ними мчатся, словно псы, легионы шранков, и воют, воют!..

Келлхус дружески положил руку ему на плечо.

— Тебе вовсе не обязательно рассказывать мне об этом, — сказал он.

Ахкеймион посмотрел на него в упор, смаргивая слезы.

— Нет, обязательно, Келлхус. Мне необходимо, чтобы ты знал. Ведь для этого я и нужен — более, чем когда бы то ни было… Ты понимаешь?

Келлхус кивнул. Глаза его блестели.

— Тьма наползла на нас, — продолжал Ахкеймион, — поглотив солнце. Скюльвенды ударили первыми: конные лучники принялись осыпать нас стрелами, а отряды копейщиков в бронзовых доспехах тем временем врезались нам во фланги. Когда ливень стрел иссяк и лучники отошли, весь мир заполонили шранки. Их было бессчетное количество; завернутые в человеческую кожу, они неслись по холмам, сквозь высокие травы. Киранейцы опустили копья и подняли большие щиты.

Нет таких слов, Келлхус, чтобы описать ужас и решимость, которые двигали нами. Мы сражались с дерзостью обреченных, стремясь лишь к одному: чтобы наш последний вздох был плевком в лицо Врагу. Мы не пели гимнов, не читали молитв — мы давно от них отреклись. Вместо них мы пели погребальные песни по самим себе, горькие погребальные плачи по нашему народу, нашей расе. Мы знали, что единственной нашей посмертной славой будет та дань жизнями, которую мы соберем с врагов.

А затем из туч на нас обрушились драконы. Драконы, Келлхус! Браку. Древний Скафра, чья шкура несла на себе шрамы тысячи битв. Величественные Скутула, Скогма, Гхосет. Все, кого не доконали стрелы и магия Древнего Севера. Маги Киранеи и Шайгека шагнули в небо и сразились с тварями.

Взгляд Ахкеймиона был устремлен куда-то вдаль. Он видел прошлое.

— К югу отсюда, совсем недалеко, — сказал он, покачав головой. — Две тысячи лет назад.

— И что произошло потом? Ахкеймион взглянул на Келлхуса.

— Невероятное. Я… нет, Сесватха… Сесватха поверг Скафру. Скутула Черный бежал прочь, весь израненный. Киранейцы и их союзники стояли неколебимо, словно волнолом против вздыбившегося моря, и отражали одну черную волну за другой. На мгновение мы почти посмели обрадоваться. Почти…

— А потом пришел он, — сказал Келлхус. Ахкеймион сглотнул и кивнул.

— Потом пришел он… Мог-Фарау. Во всяком случае, в этом отношении автор «Саг» написал правду. Скюльвенды отошли; напор шранков ослабел. По их рядам пронесся пронзительный скрежет, переросший в нестерпимый вопль. Башраги принялись колотить по земле своими молотами. Клубящаяся тьма, затянувшая горизонт, превратилась в огромный смерч — как будто небо и землю связала черная пуповина. И все знали. Все просто знали.

Не-бог приближался. Мог-Фарау шел, и мир содрогался. Шранки принялись визжать. Многие бросались на землю, пытались выцарапать себе глаза… Я помню, что мне тяжело было дышать… Я сел в колесницу Анакки — Анаксофуса, и я помню, как он держал меня за плечи. Я помню, он что-то кричал, но я не мог его расслышать… Наши лошади пятились и дико ржали. Люди вокруг нас падали на колени, зажимая уши. На нас накатывались огромные тучи пыли…

А потом раздался голос, говорящий глотками сотен тысяч шранков.

ЧТО ТЫ ВИДИШЬ?

Я не понимаю…

МНЕ НУЖНО ЗНАТЬ, ЧТО ТЫ ВИДИШЬ?

Смерть. Ужасную смерть!

ГОВОРИ.

Даже ты не сможешь спрятаться от того, чего не знаешь!

Даже ты!

ЧТО Я ТАКОЕ?

— Обреченный, — прошептал Сесватха, отвечая грому. Он вцепился в плечо Великого короля Киранеи.

— Давай, Анаксофус! Бей!

Я НЕ МОГУ ВИ…

Через Карапас, вращаясь над холмами, пронеслась сверкающая серебряная нить. Треск, от которого из ушей пошла кровь. Обломки, хлынувшие дождем. Исполненный боли вой, вырвавшийся из бессчетных нечеловеческих глоток.