Фортуна Джона Коксона - Виктор Губарев

Бэзил Рингроуз оставил нам подробное описание морского сражения, которое разыгралось в тот день в Панамском заливе. «Едва увидев нас, — сообщает он, — они тут же снялись с якоря и подняли паруса, двинувшись прямо навстречу нам… Две наши пироги были тяжелыми и не могли идти на гребле так быстро, как мы, находившиеся в каноэ, и, соответственно, мы ушли от них далеко вперед. На наших пяти каноэ (ибо столько мы имели теперь в компании) было лишь тридцать шесть человек, очень плохо подготовленных к сражению, поскольку все устали от долгой гребли и были в меньшем количестве, чем враг, шедший на нас. Они плыли в нашу сторону с попутным ветром, так что мы боялись, как бы они не налетели на нас. Поэтому мы гребли прямо в глаз ветру, как говорят моряки, и приближались к ним с наветренной стороны. Пока мы это делали, наши меньшие пироги, в которых находилось тридцать два или больше людей из нашей компании, догнали нас. Так что у нас было всего шестьдесят восемь человек, принявших в тот день участие в сражении… На судне, которое среди тех трех небольших военных кораблей являлось адмиральским, находилось восемьдесят шесть басков, имевших репутацию наилучших моряков и наилучших солдат среди испанцев. Они все были вольнонаемными, которые специально пошли показать свою храбрость под командованием дона Хасинто де Барагоны, верховного адмирала на этих морях. На втором находилось семьдесят семь негров, которыми командовал один старый и крепкий испанец, уроженец Андалусии, что в Испании, по имени дон Франсиско де Перальта. На третьем и последнем находилось шестьдесят пять метисов, или мулатов… возглавляемых доном Диего де Карвахалем. Так что всего у них было двести двадцать восемь человек. У командиров были строгие приказы, и они решили не давать пощады никому из пиратов и буканиров[39]. Но такие кровожадные приказы редко исполняются или не исполняются никогда.

Испанский план города Панама. Конец XVII века

Каноэ капитана Сокинса и то, в котором был я, находились значительно дальше в подветренную сторону от остальных. Так что корабль дона Диего де Карвахаля прошел между нами двумя и стрелял сначала в наветренную сторону, где был я, а потом в подветренную сторону — во второе каноэ, ранив бортовыми залпами четырех людей в том каноэ и одного — в моем; однако он так дорого заплатил за этот проход между нами, что не смог быстро развернуться и проделать тот же путь. Ибо мы убили первым же залпом из ружей несколько человек у него на борту. Затем мы тоже повернули в наветренную сторону, как и прочие до нас. В это время адмиральское судно армадильи, или малой флотилии, неожиданно сблизилось с нами, почти не оставив нам времени на перезарядку и намереваясь пройти через наши ряды с… меньшим ущербом, чем первый из их кораблей. Но когда это случилось, ему пришлось более туго, так как мы оказались столь удачливыми, что убили человека у руля, в результате чего их корабль рыскнул к ветру, и его паруса „упали на спину“, как обычно говорят моряки. Это дало нам возможность собраться всем у него за кормой и перебить ему выстрелами шкоты и брасы. В это время третье судно, на котором находился капитан Перальта, поспешило на помощь своему генералу. Вследствие этого капитан Сокинс, который покинул свое каноэ и перешел на пирогу, оставил адмиральское судно нашим четырем каноэ (ибо его собственное было полностью выведено из строя) и сблизился с упомянутым Перальтой. Между ним и капитаном Сокинсом завязался весьма жаркий бой, или сражение, когда они стояли борт к борту и оба несли друг другу смерть с такой поспешностью, с какой успевали перезаряжать свое оружие. Пока мы были заняты этим делом, первый корабль развернулся и пошел на выручку адмиральскому. Но мы заметили это и, предвидя, с какими трудностями мы столкнемся, если будем выбиты из-под кормы адмиральского судна, решили нарушить его планы. Поэтому два наших каноэ, а именно — капитана Спрингера и мое, двинулись ему навстречу. Он направился прямо к адмиралу, который стоял на квартердеке и махал ему платком, чтобы он все так и делал. Однако мы так основательно занялись им на полдороге, что если бы он не свернул и не убежал от нас, мы, несомненно, взяли бы его на абордаж. Мы убили столь многих из них, что в итоге на этом судне осталось очень мало живых или не получивших ранения людей, способных отвести его в сторону. Воспользовавшись тем, что налетел свежий ветер, они ушли от нас прочь и тем самым спасли свои жизни.

Когда судно, спешившее на помощь адмиралу, убежало таким вот образом, мы снова вернулись к адмиральскому судну и все вместе издали громкий крик, на который откликнулись наши люди в пироге, хотя они и находились на некотором расстоянии от нас. В это время мы так близко подошли к корме адмиральского судна, что смогли заклинить его руль; и вместе с тем убили адмирала и главного пилота[40]его корабля, так что они оказались почти полностью неуправляемыми и обескураженными случившимся, видя, какую кровавую бойню мы устроили им нашей стрельбой. В итоге, когда две трети их людей было убито, а многие другие ранены, они стали просить пощады, которая уже несколько раз предлагалась им, но решительно ими отвергалась до этого момента. Капитан Коксон поднялся на борт адмиральского судна и взял с собой капитана Харриса, у которого были прострелены обе ноги, когда он смело пошел на риск возле борта корабля. Как только это судно было взято, мы разместили на его борту всех прочих наших раненых и немедленно снарядили два каноэ, чтобы идти на помощь капитану Сокинсу, которого Перальта уже три раза отбивал от борта своего корабля, организовав весьма мужественную защиту. И действительно, следует отдать должное нашим врагам: никто во всем мире не вел себя так храбро, как эти испанцы.

Корабли на рейде Панамы. Гравюра XVII века

Итак, подойдя к борту корабля Перальты, мы произвели по нему залп из ружей и надеялись получить от него ответный удар, но неожиданно мы увидели, как его люди были подброшены вверх взрывом, который произошел позади мачты; некоторые из них упали на палубу, другие — в море. Это несчастье не было осознано их храбрым капитаном Перальтой, пока он не свалился за борт, и, разозленные нашими выстрелами, некоторые из них снова забрались на корабль, хотя он весьма обгорел с обеих сторон. Но поскольку беда редко приходит одна, случилось так, что пока он организовывал этих людей для защиты корабля и возобновления боя, загорелся другой бочонок с порохом и взорвал несколько человек на баке. Посреди этого дыма и под его прикрытием капитан Сокинс взял их на абордаж и захватил этот корабль. Когда они были захвачены, я прибыл на борт судна капитана Перальты посмотреть, в каком состоянии они находились; столь жалкой картины я не видел за всю мою жизнь, ибо там не оказалось никого, кто не был бы либо убит, либо серьезно ранен, либо ужасно обожжен порохом до такой степени, что их черная кожа в различных местах превратилась в белую; порох оторвал ее от мяса и костей. Сострадая их несчастью, я отправился затем на борт адмиральского судна, чтобы таким же образом осмотреть состояние и корабля, и людей. Здесь я увидел то, что меня весьма удивило, и едва ли поверил бы кому-то другому, кроме наших, видевших это воочию. На борту этого корабля было найдено лишь двадцать пять живых людей, тогда как перед боем их насчитывалось восемьдесят шесть… Так что шестьдесят один человек, без столь малого числа, был уничтожен в сражении. Но, более того, из этих двадцати пяти человек лишь восемь могли еще держать оружие, все прочие были серьезно ранены и из-за своих ран были совершенно неспособны оказать какое-либо сопротивление или защитить себя. Их кровь стекала на палубу целыми потоками, и на корабле почти не осталось мест, свободных от крови».